беспокойство и печаль станут помехой. Преимущество будет не у тех, кто постоянно тревожится, печалится или радуется, а у тех, кто тревожится в преддверии потерь, печалится вследствие утраты, воодушевляется или радуется, завидев удачную возможность и предчувствуя успех.

Вот только жаль, что не все ситуации настолько просты и понятны. Для нас, людей, вынужденных как-то ориентироваться в чудовищно запутанной, сложной социальной среде, почти любая ситуация таит в себе шаткое нагромождение противоречивых возможностей и рисков, потерь и приобретений. Как вы поступите, если вам предложат огромный грант на исследования из грязного политического источника? А что будете делать, случайно узнав, что вашему лучшему другу изменяет жена? Эмоции не устают подливать масла в огонь душевных метаний – в любое время дня и особенно ночи, когда нам лучше бы спать.

Нередко людям кажется, что основу эмоций составляют субъективные ощущения, однако ощущения – это лишь одна грань, которая порой может отсутствовать[193],[194]. У меня бывали пациенты, в большинстве своем мужчины, которые жаловались на усталость, потерю веса, проблемы со сном и утрату инициативы, но никак не на тоску и безысходность. У них была депрессия, но сколько раз я промахивался в таких случаях с диагнозом, пока наконец не осознал, что субъективные ощущения – это лишь одна ее составляющая. Перестав считать субъективные ощущения неотъемлемым компонентом эмоций, мы получаем возможность проследить историю эмоциональной эволюции до самых корней, то есть до зарождения механизмов регуляции поведения.

У бактерий чувств нет, однако, безусловно, имеются различные состояния, востребованные в разных ситуациях[195]. Самая резкая смена состояния связана с пересыханием среды. Щелк – и беззаботно плавающие бактерии съеживаются в крохотные тверденькие споры. Даже в стабильной среде бактерии демонстрируют поразительную способность адаптироваться к меняющимся условиям[196]. Высокая температура побуждает к синтезу защитных белков теплового шока. Увеличение концентрации питательного вещества приводит к тому, что уже через полсекунды сплетенный из нескольких нитей жгутик начинает вращаться против часовой стрелки, устремляя бактерию прямой наводкой к источнику пищи. Как только концентрация падает, жгутик, резко меняя характер движения, скручивается петлями, и бактерии остается лишь беспорядочно метаться[197]. Когда через полсекунды условия вновь улучшаются, бактерия возобновляет целеустремленный маршрут[198],[199],[200]. Именно так бактерии пробираются к тем участкам нашего тела, которые благоприятствуют их размножению и росту.

Память длиной в секунду и возможность переключаться с беспорядочных метаний на целеустремленное движение и обратно – ничего другого, чтобы двигаться к источнику пищи и избегать опасности, бактерии не требуется. Кажется, и у нас иногда бывает примерно так же. Вроде бы все идет как по маслу, а потом вдруг раз – и черная полоса, и вот вы уже летите кубарем под гору, не разбирая дороги. Дело дрянь. И все-таки крутиться и пробовать разные направления лучше, чем упорно брести по дороге, ведущей в никуда или даже в какое-то место, похуже нынешнего.

Эмоции и культура

В разных культурах выражение, ощущение и обозначение эмоций заметно отличаются. Даже само слово «эмоции» во многих языках не имеет прямого перевода. В немецком самый близкий аналог – Gefühl – обозначает некое сочетание эмоций и физических ощущений. У самоанцев и французов имеются слова, описывающие испытываемое чувство, но нет совокупности чувств, мыслей и физического ощущения. Если немцы различают особую разновидность сладкой щемящей тоски, легкое душевное томление – Sehnsucht, то в других культурах отдельного слова для этого чувства нет, а значит, вероятно, и испытывать нечто подобное их представителям доводится нечасто. Такое, казалось бы, всем и всюду знакомое чувство, как отвращение, не имеет однозначного обозначения в польском. Японцы легко распознают amae – ощущение, подобное зависимости ребенка от матери, однако в английском мы ничего похожего не найдем (возможно, потому, что для Запада такие взаимоотношения менее характерны).

Эмоции обусловлены культурой точно так же, как физиологические особенности – вес, кровяное давление и почти все остальное[201]. От культурной принадлежности зависит, какие эмоции человек различает, какими словами их описывает, в каких ситуациях они возникают и – в определенной мере – какие именно эмоции он испытывает. Однако способность испытывать эмоции – это результат естественного отбора, и она роднит нас не только между собой, но до определенной степени и с другими видами.

Пытаясь выяснить, насколько универсальны эмоциональные мимические выражения, ученые проводили исследования в экзотических для нас культурах. Психолог и ведущий специалист в области изучения эмоций Кэррол Изард, демонстрировавшая представителям восьми разных культур тридцать две фотографии человеческих лиц, пришла к выводу, что почти все эмоциональные выражения (за исключением нескольких) безошибочно распознаются повсюду[202]. Аналогичные результаты получил в ходе своих масштабных исследований немецкий ученый Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт[203]. Еще одному выдающемуся специалисту по эмоциям, Полу Экману, схожие исследования позволили выявить кросс-культурное единодушие в распознавании мимических выражений гнева, отвращения, страха, радости, грусти и удивления, но при этом значительные различия в способности распознавать презрение и ряд других эмоций[204].

Эти исследования породили бурную полемику, не утихавшую почти четверть века: восторги схлестывались с критикой[205], возражениями на критику и ответами на возражения[206]. Это мечи, которыми вооружаются в спорах о роли наследственности и воспитания. И хотя из-за обилия разногласий данная научная область напоминает дикие непролазные джунгли, в этих дебрях, подобно древним камбоджийским городам, обнаруженным в тропических зарослях с помощью георадара, скрыты эмоции, обладающие четкой внутренней логикой.

Подробно и глубоко прорабатывала эту тему Анна Вежбицкая – польский философ и лингвист, ныне живущая в Австралии[207]. Она начала с демонстрации обширных культурных различий в словесных обозначениях эмоций и быстро развеяла заблуждение, будто универсальные базовые эмоции описываются десятком английских слов. Однако затем она показала, что всех людей объединяют универсальные, как она их назвала, «семантические примитивы»: такие понятия, как «большой – маленький», и, что примечательно, понятие «ощущения». Если понятие эмоций культурноспецифично, то возможность испытывать ощущения универсальна, как и некоторое число эмоций, к которому принадлежат среди прочих страх, радость, грусть и стыд.

Вежбицкая пришла к выводу, что каждая эмоция соответствует определенной ситуации, которые в большинстве своем поразительно универсальны. Она разработала изящную, но сложную систему, позволяющую определить ситуации, соответствующие каждой эмоции, – такие, допустим, как предательство называвшего себя другом. Ее система – наглядное доказательство того, что под слоем культурных различий скрываются единые реакции на универсальные ситуации и что универсальность ситуаций привела к формированию универсальных эмоций.

Прежняя дихотомия «биология vs. культура» постепенно изживает себя, и на смену ей приходит более сложное, тонкое и глубокое представление об их взаимном влиянии. Пример наметившегося прогресса – предложенная Лизой Фельдман Барретт теория «психологического конструирования» эмоций,