— продолжала королевна, — если вы сего музыканта не накажете так, как достойного преступника». Король, любя горячо свою дочь, обещался удовлетворить ее прошению. И как королевич по обыкновению своему пришел к королю для поздравления с добрым утром, то король принял его с холодным видом и, будучи распален гневом, кричал на него, как он осмелился противиться приказанию его дочери и ее раздражать. «Таковое твое преступление не иное что заслуживает, как смертное наказание. И так завтрашний день будь готов к принятию оного». Заиграй-королевич с великим прискорбием и отчаянием выслушал сей приговор, королем сделанный, и, не принося никакого оправдания, ниже извинения, пошел вон из королевских палат в свои комнаты. Между тем король приказал изготовить на площади народной эшафот, виселицу и сшить епанчу из черной материи для музыканта. Королевич же, в сие время собрав свое войско и присовокупя к нему еще довольное число удальцов, такое дал приказание, что когда поведут его к наказанию и он испросит у короля позволение поиграть на арфе, и лишь только заиграет в первый раз, то бы они все собирались в кучу; а когда заиграет в другой раз, то бы подходили ближе к народу; и напоследок испрося позволение у короля, заиграет в третий раз, то бы, несмотря ни на кого, всех рубили, только бы оставили в живых короля, королеву и королевну. Войско, выслушав его приказание, обещалось исполнить в точности оное, чего бы то ни стоило.

Как все изготовлено было для наказания Заиграя-королевича, то король приказал одеть его в черное платье, расчесать волосы и дать в руку белую, воска ярого свечу. По собрании народа на площадь повели его в таком одеянии к назначенному месту. И лишь только подвели его к виселице и взвели на несколько ступеней, то Заиграй-королевич просил позволения у короля, чтобы он позволил ему перед своею смертию в последний раз поиграть на своем инструменте. Король весьма удивлялся сему, что с каким вольным и веселым духом музыкант идет к наказанию, и, почитая его уже отчаянным, приказал ему заиграть. Заиграй-королевич как скоро заиграл на арфе, то войско его, услышав сие, начало собираться в кучу. После сего, как он окончил песню, то на все стороны поклонился. По сем взвели его еще на несколько ступеней, он, остановившись, вторично просил позволения у короля заиграть на своей арфе. Король же, не зная сему причины, вторично ему позволил удовлетворить своему желанию. И лишь только заиграл королевич, то войско его начало тесниться между народом и продираться далее. Заиграй-королевич, окончив свою песню, поклонился опять на все четыре стороны. Потом взвели его уже на самую верхнюю ступень. Заиграй-королевич, взошедши, остановился и, оборотясь к королю, говорил весьма чувствительнейшим образом: «Ваше величество! Милостивейший государь! Позвольте мне уже в последний раз повеселиться, а после сего делайте со мною то, что угодно вам». Сие короля привело в несказанное удивление, что уже Заиграй-королевич находился при самой смерти, но имеет веселый и спокойный дух. Королевна же, подошед к своему родителю, просила его, чтоб он не позволял ему играть, но скорее бы приказал совершить наказание. Но король сказал своей дочери: «Пусть он в последний раз потешится, и мы послушаем его игры». Королевна, повинуясь своему родителю, согласилась, и король приказал ему играть. И как королевич в последний раз начал играть на арфе, то откуда ни взялось войско, бросилось в середину народа и начало, никого не щадя, всех рубить и колоть. Все пришли в великое смятение, и сам король недоумевал, что в сем случае делать надлежало. В сие самое время Заиграй-королевич сошел с лестницы и, подошед к королю, королеве и королевне, просил их, что если они хотят остаться живыми, то бы пошли с ним во дворец. И как они на сие согласились, то Заиграй-королевич приказал успокоиться своему войску и перестать от своего действия. Между тем приказал он войску своему поставить три виселицы: одну золотую, другую серебряную, а третью жемчужную, из которых на первой повесил короля, на второй — королеву, его супругу, а на третьей — дочь их Прелонзору-королевну, которой притом подтвердил, чтобы она не смеялася, что не тот сапог и не на ту ногу надет; хорош жених, да не ровня ей.

После чего взошел во дворец и увидел навстречу к нему идущую девку-чернавку, которую спросил, какого она рода? На что девка с учтивостию отвечала ему, что она дочь королевская, захваченная в плен сим королем. Заиграй-королевич весьма сему удивлялся, что королевская дочь находилась в таком порабощении; и наконец объявил ее своею невестою. По окончании брачного торжества вознамерился он обще со своею супругою поехать к своему родителю, которому по приезде своем объявил о всем том, что с ним происходило. Король весьма сему удивлялся и благодарил небеса, что сохранили его от всех опасностей. Заиграй же королевич, пожив несколько в королевстве своего родителя, поехал в то королевство, в котором жила Прелонзора-королевна, и, управляя оным благоразумно, жил со своею супругою весьма благополучно.

3. Сказка о старике и сыне его журавле

В некотором селении жил-был старик со старухою, которая беспрестанно ворчала и бранила своего мужа, что он только все сидит дома, а ничем не промышляет; хотя бы на старости своих лет бродил в лес и ловил каких ни есть птиц. Старику наскучили ежедневные старухины журбы и ворчанья. И так в один день вставши, он поранее пошел в лес, где расставил для поймания птиц тенета, сам же притаился за куст. По счастию его, в скором времени попал журавль. Старик с несказанною радостию выскочил из-за куста и, подходя ближе к тенетам, говорил сам себе: «Ну, слава Богу! Теперь старуха на меня не будет ворчать; я ей принесу журавля, которого убьем, наварим, нажарим и вместе съедим». Журавль, услыша сие, возговорил старику человеческим голосом: «Почтенный старик! Не носи ты меня домой и не бей, но выпусти из тенет и дай мне свободу; будь ты мне отцом, а я тебе буду сын. Когда же старуха твоя за сие будет на тебя сердиться и ворчать, то приходи ко мне». По сем, указав ему лужайку, говорил: «Вот мое жилище, я всегда пребываю на сем месте». Старик долгое время занимался глубоким размышлением и не хотел лишиться своей добычи, думая, что журавль его обманывает; напоследок, по усильном прошении журавля, согласился удовлетворить ему и, выпустив его из тенет, сказал: «Слушай, сынок! Будь в своем слове крепок». Журавль же, напротив, утверждал