Вернулась она внезапно, причем так же тихо, без предупреждения или намека, как и ушла. Просто однажды кто-то заметил, что из трубы поднимается тонкая струйка голубого дыма. Вскоре дверь открылась навстречу полдневному солнцу, а спустя пару часов один из местных жителей поведал, что встретил старую, утомленную странствиями и печалями женщину возле колодца и на него взглянули темные строгие глаза Бриджет Фицджеральд. И все же если это действительно была она, то выглядела так, словно горела в адском огне: почерневшая, испуганная и ожесточенная. Со временем ее увидели многие, и те, кто встретился с ней взглядом, впредь старались избегать повторения. Бриджет взяла в привычку постоянно разговаривать сама с собой, причем на два голоса, в зависимости от того, кого из участников диалога представляла в данный момент, поэтому неудивительно, что те, кто подслушивал под дверью, думали, что она общается с неведомым духом. Так Бриджет Фицджеральд заслужила ужасную репутацию колдуньи.

Единственным ее компаньоном оставался прошедший рядом с хозяйкой половину Европы маленький спаниель. Однажды Миньон заболел, и она три мили несла его на руках к бывшему конюху покойного сквайра, известному искусством лечить животных. Трудно сказать, что именно сделал этот человек, но песик выздоровел, а те, кому довелось слышать ее благодарность и благословения (скорее обещания удачи, чем молитвы), с завистью отметили, что в следующем году овцы лекаря принесли щедрый приплод и трава на лугу выросла особенно высокой и сочной.

Так случилось, что в 1711 году один из опекунов молодого сквайра, некто сэр Филипп Темпест, решил, что в угодьях подопечного его ждет особенно удачная охота, и пригласил нескольких знакомых джентльменов (то ли четверых, то ли пятерых) провести неделю в замке. По рассказам, вели они себя буйно: сорили деньгами направо и налево. Никогда не слышала других имен, кроме одного: сквайр Гисборн. Тогда он еще не достиг среднего возраста. Много времени провел за границей, где, судя по всему, познакомился с сэром Филиппом Темпестом и оказал ему какую-то услугу. В те дни это был дерзкий, распущенный молодой человек – беспечный и бесстрашный, готовый скорее вмешаться в ссору, чем остаться в стороне, причем без разбора пуская в ход крепкие кулаки, не жалея ни правого, ни виноватого. Во всем остальном те, кто его знал, утверждали, что Гисборн обладал добрым сердцем, но только если не был пьян, раздражен или сердит. Когда же мне довелось его узнать, он уже значительно изменился.

Однажды компания вернулась с охоты с пустыми руками. Во всяком случае, мистер Гисборн точно остался без добычи и оттого пребывал в скверном настроении. По обычаю опытных стрелков он возвращался домой с заряженным ружьем, а когда выехал из леса возле хижины Бриджет Фицджеральд, на дорогу выскочил Миньон. То ли от разочарования, то ли чтобы выместить злобу на беззащитном живом существе, мистер Гисборн поднял ружье и выстрелил. Лучше бы он вообще не держал в руках оружия, чем прицелиться в несчастное, ни в чем не повинное создание. Да, пуля попала по назначению; на вой своего любимца выбежала Бриджет и сразу поняла, что произошло. Она взяла спаниеля на руки и осмотрела рану. Несчастный песик взглянул на хозяйку затуманенным взором, попытался вильнуть хвостом и лизнуть залитую кровью руку, а мистер Гисборн с мрачным раскаянием проговорил:

– Надо было следить за своим негодным отребьем.

В эту минуту Миньон вытянулся на руках хозяйки и испустил дух – любимый питомец потерянной дочери, много лет разделявший скитания и горести безутешной матери. Бриджет подошла вплотную к мистеру Гисборну и, впившись своими страшными черными глазами в его угрюмые глаза, выкрикнула в отчаянии:

– Те, кто причиняет мне вред, не знают удачи! Я одинока и беззащитна в этом мире, оттого святые на небесах сочувственно прислушиваются к моим молитвам. Так услышьте же меня, благословенные! Услышьте, когда призываю несчастья на голову этого дурного, жестокого человека. Он только что убил единственное существо, которое меня любило и которое любила я. Так пошлите же ему горести, о святые! Он считал меня безответной, потому что увидел одинокой и бедной. Но разве небесное воинство не защищает таких, как я?

– Ну-ну, – проговорил мистер Гисборн с намеком на сожаление, но без тени страха. – Вот тебе крона, купи другую собаку. Возьми деньги и прекрати извергать проклятия! Мне дела нет до твоих угроз.

– Правда? – уточнила Бриджет, подходя на шаг ближе и меняя крик на шепот, от которого у ехавшего рядом с мистером Гисборном сына егеря мурашки побежали по коже. – Так живи же, чтобы увидеть любимое существо, которое глубоко любит тебя, – создание, для которого смерть стала бы счастьем. Услышьте меня, святые! Вы, кто никогда не отказывает в помощи слабым!

Она вскинула залитую кровью Миньона правую руку, и несколько капель попали на охотничий костюм мистера Гисборна: страшное зрелище для его спутника, но господин лишь презрительно холодно рассмеялся и поехал дальше, в замок. Правда, прежде чем войти в дом, достал золотую монету и протянул мальчику с наказом на обратном пути в деревню передать старухе. Как спустя несколько лет рассказал мне паренек, он «забоялся», а потому долго бродил вокруг хижины. Когда же наконец осмелился заглянуть в окно, при свете горящего очага увидел, что Бриджет стоит на коленях перед образом Богоматери Святого Сердца, а мертвый Миньон лежит между ней и иконой. Судя по вытянутым рукам, старуха истово молилась. Мальчик в ужасе отпрянул и ограничился тем, что сунул монету в щель под дверью, а на следующий день золотую крону увидели на пыльной дороге! Она долго там лежала, потому что прохожие боялись даже прикоснуться к проклятым деньгам.

Тем временем то ли от любопытства, то ли от раскаяния мистер Гисборн решил облегчить неприятное чувство и спросил сэра Филиппа, кто такая эта старуха. Имени ее он не знал, а потому ограничился описанием внешности. Сэр Филипп тоже ничего не знал, но бывший лакей дома Старки, по случаю приезда гостей возобновивший службу, – негодяй, которого в свои лучшие дни Бриджет не раз спасала от увольнения – заявил:

– Та, о ком говорит его светлость, наверняка старая ведьма. Если кого и следует изрядно поколотить, то ее, Бриджет Фицджеральд.

– Фицджеральд! – в один голос повторили оба джентльмена, а затем сэр Филипп продолжил:

– Нет, Дикон, не смей говорить о ней в таком тоне! Должно быть, именно ее бедный Старки поручил моим заботам. Но когда я приезжал сюда в прошлый раз, старухи