Шрифт:
Закладка:
Неплохой день для убийства, — усмехнулся про себя Хадсон. Отчего-то это расслабило и успокоило его. Лучше оказаться на изрытом воронками от пушечных ядер поле боя, слушая симфонию криков боли, звона мечей и треска мушкетов, чем тихо сгинуть невесть где. Смерть в бою, какой бы горькой она ни была, всегда привлекала Хадсона больше. Он всю жизнь боролся, как и любой солдат. И сама жизнь была для него полем брани. Это сильно напоминало ему законы живой природы, где все происходит точно так же: даже сейчас вокруг него шло множество маленьких войн, крохотные существа боролись за выживание, как умели. Таков был мир. Борьба не на жизнь, а на смерть — под какой бы фасад она ни пряталась.
Хадсон направился вдоль поляны, ширина которой составляла около сотни ярдов. Далее показались заросли сорной травы высотой до колен. Хадсон следовал карте местности, которую дал ему Дирк Слит. Он же рассказал, что несколько местных охотников изъявили желание присоединиться к Хадсону и помочь ему в поимке монстра, терроризирующего болото Блэк-Оук. Кого-то эта идея могла бы вдохновить, но не Грейтхауза. Он наотрез отказался от помощи — ему вовсе не хотелось нести ответственность за чужие жизни. К тому же, он уже решил, что это только его битва.
Тема войн и сражений частенько занимала его мысли. С момента встречи со Слитом и ван Деккером он думал об этом все чаще, ведь поездка в эти земли, по сути, привела его в голландский анклав. Конечно же, в Нью-Йорке и его окрестностях голландцев было предостаточно. В Нью-Джерси они строили целые города, но Брайартус отличался от них. Здесь Хадсону казалось, что местные голландские переселенцы до сих пор пребывают в состоянии войны с англичанами — по крайней мере, в собственном сознании. Они поместили свой город вдали от других поселений не только ради бобровых шкур, но и для того, чтобы создать здесь свой собственный маленький мирок. Этот мирок начинался с ветряной мельницы, построенной из расписанных оранжевой краской досок, а дальше тянулось пастбище с пасущимся на нем стадом коров. Вот, каким был этот новый голландский мир.
Интересно, что сказал бы ван Деккер и другие местные жители, узнай они, что он, Хадсон Грейтхауз, будучи шестнадцатилетним юнцом, покинул ветхую лачугу, где его мать скончалась, задохнувшись от приступов кровавого кашля, и оборвал все связи со своим жестокосердным отцом, чтобы присоединился к английской армии в 1677 году? Ведь 1677 и 1678 годы были окрашены кровью, пролитой на франко-голландской войне. Врагами в той войне считались солдаты, маршировавшие под трехцветным оранжево-бело-синим Флагом принца[14]. Хадсон заметил флаг с теми же цветами на флагштоке рядом с ратушей Брайартуса, а второй раз встретил его возле здания местной школы. Голландский язык он знал весьма скудно: все его знания ограничивались просьбами военнопленных, которые молили сохранить им жизнь. В те жестокие годы, полные как страданий, так и бурных страстей, Хадсон не был склонен внимать этим мольбам. Что бы сказал ван Деккер и остальные, услышав все это?
Хадсон продолжил свой путь к болотам. Луг сменился на грубую землю, вдоль которой тянулись заросли шиповника. Однако, как и говорил Слит, здесь было достаточно сухо, чтобы не промочить ботинки. Впереди виднелась граница леса. Хадсон отметил, что солнечного света здесь становилось резко меньше, потому что он входил в царство непроходимых дебрей болота Блэк-Оук. Когда он приблизился к не отмеченной на карте, но вполне заметной глазу границе, с ветки дерева внезапно вспорхнула птица, издав резкий крик, который, как ни странно, заставил видавшего виды Хадсона Грейтхауза вздрогнуть от неожиданности.
Как только он вступил в лесное царство, мысли снова утянули его в воспоминания о войне. Это место, укрытое густыми тенями, напомнило ему момент, когда он и группа других наемников, сражавшихся на стороне Англии и Франции, выследили полдюжины голландских солдат, спасшихся от кровавой бойни при Касселе. Хадсону и остальным было приказано вернуть этих солдат живыми. Но война диктует свои законы, пробуждает жажду крови, стремление к мести, расстилает перед глазами алый туман и губит любой гуманизм, а цивилизованность и манеры уносит прочь на острие меча. Шесть голов, оставленных после того дня в командирской палатке, иллюстрировали это лучше всего.
Хадсон направился по тропе, которую, вероятно, протоптали многочисленные охотники на бобров. Пруды с солоноватой водой гнили по обе стороны от него, а вокруг кружили полчища насекомых. Они не так сильно изводили Хадсона только благодаря мятному маслу, которое он нанес на лицо и руки, прежде чем покинуть пансион миссис Хармон.
Он намеревался подыскать местечко для ночного лагеря поближе к озеру. Большой костер поможет отпугивать бродячих животных, а вот так называемого монстра вполне может привлечь. Эта мысль взбудоражила Хадсона, и он зашагал быстрее в предвкушении, отметив, что заросли шиповника теперь росли вокруг в таком изобилии, что умудрялись образовывать целые колючие навесы над его головой.
Мысли снова утянули Хадсона в прошлое. Он был последним из Лиги Восьми. Восьмой человек и единственный выживший из группы наемников, которые после Касселя добровольно отправлялись на самые опасные задания. По завершении этой войны Лига Восьми приняла решение. Они связали свои судьбы не только документами, но и кровью, поклявшись продолжать свою службу Англии и ее союзникам. По сути, они стали военным отрядом, решающим проблемы. Если было необходимо украсть военные планы, помешать бандитам, творящим беспорядки в королевстве, проделать любую опасную работу, которая пачкала руки в крови — в дело вступала Лига Восьми. За годы, проведенные в этом отряде, Хадсон Грейтхауз не раз видел, как его боевые товарищи сдают позиции и падают со своих пьедесталов. Риджер… Уиндом… Бартлсби… О’Мир… Невировски… Толлман… Кифер. Они погибли разными способами: от голландской или испанской пули, от меча или от отравленного поцелуя. Выжил только Хадсон, и теперь только он помнит историю о шести головах на командирском столе, однако никогда и никому о ней не рассказывает.
После всего, что он пережил, Хадсон покинул бальный зал войны, перестал танцевать с нею в этом адском танце. Однако солдат всегда остается солдатом,
