Шрифт:
Закладка:
Каларниф вышел в коридор… и заорал в полный голос! Все стены были расписаны чёрной краской. Узоры. Иероглифы. Отпечатки лап и человеческих ладоней. И банальное «Каларниф — дурак!» И нечто непонятное, но отчего-то страшное, при беглом взгляде вызывающее марш мурашек по спине…
Чёрные отпечатки лап вели в спальню, и он бросился туда.
Вонь, ударившая в нос, заставила отпрянуть. За ночь в постели расцвело зелёное болотце и там, кажется, зародилась какая-то жизнь. Створки двери, ведущей в гардеробную, были распахнуты, а там…
Он матерился, пока не осип. Вся одежда — вся! — была тщательно разрисована знаками чёрного ока. И чёрными башнями. Издалека эти художества напоминали мужские и женские… кхм.
Вот же мразь!
— Нравится? — выдохнуло над самым ухом, и Каларниф подпрыгнул, разворачиваясь! Никого не было. Только смех, снова издевательский смех…
В коридоре загрохотало, и он бросился туда, не заметив невесть откуда появившихся на полу бусин лунного камня, раскатился и треснулся виском об угол…
Изящная девятихвостая кицунэ присела около тела, не выходя из звериного образа. Потянула носом. Жив. Просто в отключке. Тем лучше…
ВЕЧЕР
К вечеру у Петьки было вчерне готово два документа. Один — для начальства, второй — для себя. Как и было оговорено, он явился в буфет, показал куратору свои намётки, получил одобрительный кивок и неожиданное предупреждение об отправке на вольные хлеба до самого понедельника.
— Такие дела, Сёмыч. Выдернули нас, аж пятерых человек, дело срочное. В понедельник мы с тобой, если ты забыл, идём в рабочую группу локации, к верхнему начальству — это в одиннадцать, так что ты все свои предложения дооформи, список желаемых ролей, если новые будут — и возможных кандидатов, если есть. Три часа у нас с утра в запасе, обмозгуем, если что — поправим.
— Сделаю, не волнуйтесь, Иван Андреич.
Куратор посмотрел на него со значением:
— Постарайся до понедельника ни с кем не разосраться и до смертоубийства не доводить.
— Это уж как получится, — скромно ответил Петька.
Дрозд, видать, ожидавший другого ответа, неопределённо хмыкнул, но моралей читать не стал.
Из буфета Петька направился в столовую, и Андреа порадовал его новостью, что его отец готов дать Петьке несколько уроков, однако расписание на ближайшие месяцы у него довольно загруженное.
— Понимаешь, Петруччо, окна есть, но неудобные.
— Например?
— Вот, смотри… — Андреа развернул аккуратный (и даже, кажется, слегка надушенный) листок. Свободных часов, и впрямь, было мало, особенно на ближайшие дни.
— Погоди, а вот это — завтра?
— Да, но десять тридцать? Отпустят ли тебя?
— Я завтра сам себе начальник. Допустим, я передвигаю на это время свой законный обед…
— Это было бы великолепно. Тогда я встречу тебя завтра в вестибюле, у аквариума. В десять пятнадцать, скажем?
— Буду всенепременно, — парни галантно раскланялись и довольно рассмеялись.
Андреа страшно нравилось, что наконец нашёлся человек, способный без особого напряжения поддерживать его игру в аристократию.
К семи прибежала Яна, и они вместе со своей компанией пошли прыгать с парашютами. Марина в сети так и не появилась.
УТРО
25 июня, четверг, день тридцать первый из восьмидесяти четырёх.
— Ну и как зовут твоего мастера? — спросил голос откуда-то с другой стороны сна.
— Камилло Агриппа, — ответил Петька и проснулся. Яга смотрела на него, поджав губы и приподняв правую бровь:
— Уж так метался, сил нет. Сперва думала — дерёшься, чтоль. А потом догадалась: саблей машешь!
— Шпагой, — Петька сел, понимая, что в ответ на это слово память отозвалась целым ворохом воспоминаний. Они вытягивались друг за другом из глубины сна, словно флажки, пришитые к одной верёвочке — длинная вереница дней, в которых он ходил в учебный зал, чувствуя себя сперва неповоротливым чайником, потом тупнем, неспособным уложить в голове стройные выкладки геометрической теории, пока у него не начало получаться хоть что-то, по мнению учителя, путное.
— Ну вот, другое дело! — удовлетворённо кивнула Яга, спрыгнула с печки и зазвенела своими чашками.
Петька позавидовал лёгкости, с которой Яга принимала вмешательство игры́ в свою повседневную действительность. Для него, даже после двух фактически прожитых чужих жизней, это всё ещё было очень странно и осознавалось с трудом.
Тренировки, значит. Что ж, спасибо, хотя бы дали вспомнить, что там было. Осмысленное использование и невесть откуда взявшиеся навыки — это, между прочим, две большие разницы. Чувствовать себя игрушкой, которой весело играет кто-то ловкий, не хотелось бы.
ГЕНУЯ
Андреа, следуя вчерашней договорённости, стоял у стеклянной будочки административного офиса, подтянутый и элегантный, как всегда.
— Приветствую, мой друг! Я рад, что ничто не стало сегодня препятствием для нашей встречи.
— Взаимно рад. Нам на второй этаж?
— Да, в западную галерею. Пройдём.
Локация требовала соответствующей одежды, и из всего имеющегося гардероба игра поставила одобрительные галочки напротив условно-средневекового (с пометкой «простолюдин») и чёрного ведьмацкого комплекта. Можно было по-быстрому заказать что-то другое, но Петька решил, что незачем плодить сущности и захламляться. Тем более, что коле́т, штаны и прочее прилагающееся он покупал как раз для возможных стычек и драк — вот в них тренироваться и будем, чтоб потом внезапно не случилось: тут давит, тут тянет, и вообще в этом руки как следует не поднимаются…
Рубашку, правда, для разнообразия выбрал белую.
— Весьма неплохо, — оценил Андреа, который сам одет был достаточно ярко, но без менестрельской петушиности. — Специально заказывал?
— Напротив, купил по стечению непредвиденных обстоятельств. Занесло меня как-то в ведьмацкую локацию.
— А-а! Это тот случай, про который нам Александр рассказывал?
— Он самый. Шёл я через торговую площадь вечером, слово за слово с лавочником…
— О, брат! Лавочники — народ бойкий. Только зазевайся…
— Думаю, тот лавочник счёл, что его вечер удался́, — усмехнулся Петька.
Шпаги они прицепили сразу — иначе что это за аристократ, без оружия?
Лифт открылся в узком проулке между домами. Первое, что бросилось в глаза — заметный уклон узкой улочки. Как потом станет ясно — практически все улицы Генуи довольно круто спускались к огромной гавани, являющейся, по сути, организующим центром этого города. А ещё здесь было обилие мрамора –повсюду, в домах и скульптурах. И это выглядело очень аристократично.
Андреа повёл Петьку за собой, попутно делясь ценными фактами о месте своей приписки.
Из краткого экскурса стало ясно, что помимо порта город знаменит университетом (действующим, кстати), банками (одними из первых в средневековой Европе), двойными укреплениями со стороны суши, которые делали его одной из самых сильных крепостей в Италии, а также, возможно, самыми извилистыми улочками из всех, известных Андреа.
Они вышли на обширную площадь, и приятель гостеприимно взмахнул рукой:
— Вот наше скромное жилище, прошу.
Дом, украшенный портиком и кучей прочих архитектурных красот, под стать было назвать особняком или даже дворцом. Мраморная ограда опоясывала двор — небольшой кусок земли перед центральным входом, который, судя по всему, иногда использовался как тренировочная площадка.
Во дворе они, однако, останавливаться не стали, а поднялись по лестнице и проследовали через несколько пышных покоев в большой тренировочный зал, из которого как раз выходило несколько учеников.
— Ты только не удивляйся, — предупредил Андреа, — пол в зале песком посыпан.
— Для худшей устойчивости?
— Верно. Отец говорит, что на улицах нам вряд