Совета десяти несколько минут для приватной беседы. Корнаро согласился, однако, как полагается, настоял на присутствии синьории. Дзено, проявляя всяческую любезность и почтение, указал ему на то, что как глава совета он должен обеспечить правильное соблюдение клятвы дожа, а затем зачитал официальное предостережение, в котором во всех подробностях изложил относящиеся к делу законы и то, каким именно образом они были нарушены, прибавив помимо этого детали и других мелких нарушений, которые выплыли на свет в процессе расследования.

Джованни Корнаро был терпеливым человеком. Он молча выслушал Дзено, дал ему краткий, но столь же любезный ответ и прошел в зал заседаний сената, где на место его сыновей должны были избрать двух новых членов. Однако Дзено, все еще неудовлетворенный, потребовал в присутствии сената, чтобы его предостережение официально внесли в записи канцелярии дожа, – этот шаг был бы равносилен публикации документа. Это требование вызвало гневный отказ. Возможно, дож Корнаро поступал неразумно в прошлом, однако ему было уже почти семьдесят семь лет, он пользовался всеобщим уважением и лично исправил ситуацию, которая, в конце концов, представляла собой лишь весьма незначительное нарушение. Выдвинутое Дзено требование не только поставило бы незаслуженное и несмываемое пятно на репутацию дожа, но и оказало бы серьезное и даже опасное влияние на престиж его власти. Однако к тому моменту Дзено уже поднялся на трибуну, с которой принялся решительно отстаивать свое предложение, утверждая, что никаким иным способом не удастся предотвратить подобные злоупотребления в будущем. Венеция не должна больше подвергаться гнусным интригам со стороны Рима, который пытался подкупить титулами и бенефициями даже самых влиятельных ее граждан. Закон существует для защиты государства – иначе для чего церковников сделали объектом специального законодательства? И для чего тогда нужны проверки деятельности родственников дожа? Именно потому, что они потенциально подвержены иноземному влиянию, они исключены из Сената, точно так же – тут он сделал паузу – точно так же, как их не допускали к коммерческой деятельности, поскольку они обладали особыми возможностями получать прибыль.

На миг наступила тишина. Все присутствующие знали, что несколько членов семьи Корнаро обвинялись в том, что они совершали длительные визиты в Рим и что по крайней мере один из них, сын дожа Джорджио, за последние два года скопил значительное состояние, ввозя крупный рогатый скот из Далмации. Друзья семьи прекрасно знали, что дворец на Сан-Поло был битком набит флорентийскими предметами роскоши, ввоз которых находился под запретом. Сто лет назад подобные вопиющие, пусть и относительно несерьезные нарушения закона и клятвы дожа ни за что не стали бы терпеть, и гневную речь Раньеро Дзено, которая, вероятно, тогда вовсе бы не понадобилась, встретили бы молчаливыми одобрительными кивками. Теперь поднялся шум. Если определенные члены семьи Корнаро потихоньку набивали свои карманы, то это, разумеется, заслуживает порицания; однако это не повод допускать оскорбление дожа перед всем сенатом со стороны самодовольного педанта, который всего лишь три месяца назад отбывал вполне заслуженную ссылку. Оставшиеся два главы совета призвали его сойти с трибуны и объявили сенату, что они аннулируют его предостережение. Он отказался подчиниться и заявил, что у них нет полномочий на подобные действия. Наконец, был призван Совет десяти, который официально поддержал аннулирование, однако Дзено упорно продолжал борьбу. На следующем заседании Большого совета он добился постановления, что два других главы-capi в самом деле действовали не в соответствии с законодательством и на каждого из них должен быть наложен штраф в размере 2000 дукатов. Совет десяти отклонил и это постановление, но Дзено отступился лишь тогда, когда его срок пребывания на посту закончился и он больше не имел возможности продолжать свою кампанию. Но даже тогда он выступал буквально против каждого предложения, внесенного дожем и синьорией.

Около 5 часов вечера 30 декабря 1627 г. у ворот Порта-делла-Карта на Раньеро Дзено напала группа убийц в масках. Его серьезно ранили, однако он сумел встать и поднять тревогу. Было воскресенье, поэтому Совет десяти отсутствовал во дворце, однако их призвали на экстренное заседание, на котором для расследования дела назначили трех особых инквизиторов и объявили награду 10 000 дукатов за информацию, которая приведет к аресту предполагаемых убийц. Любой, кто окажется виновным в их укрывательстве или поможет им бежать, будет предан смерти.

Вскоре установили, что свидетели видели, как нападавшие скрылись во Дворце дожей, и все имеющиеся улики указывали на то, что главный преступник – сын дожа, Джорджио. Когда выяснилось, что он и два его близких родственника бежали в Феррару вместе со своими личными гондольерами, подозрение превратилось в уверенность. 7 января 1628 г. Джорджио и двоих его родственников официально приговорили к изгнанию из Венеции, лишению дворянских титулов и конфискации имущества, а на месте преступления была выбита традиционная позорная надпись (nota d’infamia).

Однако простой народ по-прежнему не был удовлетворен. Самозваные наказания богатых и власть имущих всегда пользуются популярностью, поэтому народ проникся речами Раньеро Дзено. От внимания людей не ускользнуло, что приказ о конфискации имущества Джорджио Корнаро вступил в силу лишь после того, как у его семьи было достаточно времени, чтобы тайно вывезти большую часть своей собственности, и что несколько других членов этой семьи, подозреваемые в соучастии, даже не были допрошены и расхаживали по городу столь же высокомерно, как и прежде. Наконец, недавно приехавшие из Феррары люди говорили о том, что трое подозреваемых жили там вполне открыто и, судя по всему, в полном комфорте. Почему же республика не предпринимала никаких мер, чтобы привлечь каждого из них к ответственности? Очевидно, потому, что Совет десяти стал продажным и не желал (или боялся) действовать вразрез с интересами дожа.

Тем временем Раньеро Дзено быстро восстанавливал силы и в июле следующего года был вновь избран одним из глав Совета десяти. В первый день работы на новом посту он прибыл во дворец в сопровождении солидной охраны, однако его холодно проинформировали, что охрану ни при каких обстоятельствах не пустят внутрь; он также обнаружил, что были предприняты меры по сведению его полномочий до минимума. Недавно составленный меморандум уведомлял его о том, что в соответствии с последними решениями Совета десяти ни один вопрос, полностью обсужденный Советом, не может быть поднят для пересмотра, и никакие обвинения не могут быть выдвинуты против людей, занимающих государственные посты. В течение некоторого времени Дзено хранил молчание, а ранним утром 23 июля уведомил совет о том, что на утреннем собрании Большого совета он намерен поднять вопрос о клятве дожа; он особо подчеркнул, что делает это уведомление заранее, чтобы дожа и его семью попросили