— А что это вообще за народ, цыгане?

— Народ без родины. Говорят, давным-давно, лет шестьсот назад, они вышли из Индии.

— И переселились в Европу?

— Да, несмотря на гонения, обрушивавшиеся на них время от времени. Дело в том, что цыган считают язычниками.

— То есть цыган жестоко преследовали?

— Преследовали — это еще мягко сказано, Педро! Самыми безжалостными оказались немецкие князьки, вознамерившиеся во что бы то ни стало превратить кочевников-индусов в оседлых христиан. Фридрих Вильгельм объявил цыган христопродавцами и повелел вешать всякого цыгана, посмевшего пересечь границу Пруссии, даже женщин. В графстве Реймс мужчин расстреливали, а женщин пороли кнутом и ставили на лбу клеймо раскаленной вилкой.

— Канальи! — возмутился Педро.

— В нашей родной Испании цыган сжигали на кострах как еретиков. Именно они по большей части умирали на аутодафе. В общем, цыгане издревле идут сквозь огонь, воду и медные трубы, но не отказываются от своей свободы.

— Интересно, откуда эта страсть к перемене мест?

— Этого не знают и они сами. Их гонит некая неодолимая сила. Ветхие кибитки, запряженные заморенными лошадьми, едут из Испании через всю Европу в снежную Россию. Цыгане живут на землях тех народов, которые их не гонят. Я слыхал, они ищут свою прародину. Ищут и не могут найти.

— Как это они всегда знают, где находятся, и не теряют друг друга? Ведь цыгане кочуют не все вместе, а маленькими таборами.

— Верно, Педро. Цыгане умеют ориентироваться точно так же, как почтовые голуби. Ни те ни другие никогда не теряются и умеют безошибочно находить обратную дорогу. Зимуют цыгане в примитивных стойбищах. Впрочем, открою тебе один секрет. Идущие впереди таборы оставляют по пути следования знаки, понятные лишь этим вечным странникам и говорящие не только о направлении, но и о других вещах. Горе тому, кто уничтожит эти знаки, сделанные чаще всего из деревяшек, разложенных на земле, тряпочек, привязанных к деревьям, или косиц соломы, подвешенных на кусты. Уничтожившего знак ждет смерть.

— Прямо настоящая письменность!

— Именно, Педро.

— А цыгане никогда не пробовали осесть?

— Пробовали. Полтора века назад венгерская королева Мария Терезия попыталась силой заставить цыган поселиться в каком-то богом забытом городке. Десять лет спустя пришлось признать, что затея провалилась. Цыгане бежали оттуда, используя малейший шанс или лазейку. Если обратиться к не столь давним событиям, можно припомнить Иосифа Первого Габсбургского[72], возобновившего попытки перебороть склонность цыган к бродяжничеству. Собрав немалое их количество в Трансильвании, монарх даровал им плодородные земли и построил удобные дома. Там же поселили и обычных крестьян, дабы подавали хороший пример. И что ты думаешь? В один прекрасный день все цыгане удрали, прихватив свой скарб, хотя могли спокойно жить и зарабатывать на хлеб насущный.

— Вот же диковинный народец! Но что они ищут по всей Европе и Африке?

— Я же сказал тебе: потерянную в незапамятные времена родину.

— Думаю, они никогда ее не найдут.

— Им бы нужно пересечь Уральские горы и вернуться в Азию, однако, по-моему, им и здесь неплохо.

— А если…

— Тихо! Наши повара возвращаются.

Появился Янко, за ним — Замора с дымящимся горшком кускуса в руках.

— А! Знаменитое марокканское лакомство! — воскликнул Педро.

— Да, сеньор, — ответил Янко.

— Это хоть в рот приличному человеку взять можно?

— Попробуйте и сами скажите.

На полу куббы постелен был древний потертый рабатский ковер, еще не утративший ярких красок. Замора поставила горшок посредине и с веселой улыбкой пригласила студентов отведать каши. На столе у стены обнаружились ржавые железные ложки, щербатые миски и турка с ароматным кофе, как любят марокканцы, — со щепоткой амбры.

Студенты и цыгане, не страдавшие потерей аппетита, набросились на кускус и мигом опустошили горшок. Отменно приготовленный кускус не разочарует и европейских гурманов. Скромный ужин они завершили кофе.

— Заклинательница ветров запаслива, — пробормотал Педро, найдя среди мешков две старые трубки, табак и бутылку самогона-махии, именуемого местными «живой водой». — И не мечтал провести здесь такой приятный вечерок. Карминильо, споем серенаду в честь столетней старушенции и ее логова?

Сумерки быстро сгущались, но в куббе нашлась медная лампа, заправленная кунжутным маслом. Студенты, чувствуя себя в безопасности, раскурили трубки, зажгли лампу и достали из чехлов гитары.

Янко вышел под предлогом, что будет стоять на страже. Ведьма не возвращалась, и юноша начинал нервничать. Ему не терпелось избавиться от ненавистного соперника и его приятеля.

Лунный свет изливался на плато мириадами голубоватых струй. Где-то вдалеке, на дне ущелья, заунывно завыли шакалы. Им в ответ захохотали гиены.

Студенты с трубками в зубах играли на гитарах, то и дело прихлебывая махию. Замора слушала их, лежа на ангаребе. Уже были спеты все самые прекрасные кастильские песни, когда до острого слуха цыганки донесся звук, заставивший ее вскочить на ноги. Она бросилась наружу и принялась всматриваться в окружающую пустошь.

Лунный свет изливался на плато мириадами голубоватых струй. Где-то вдалеке, на дне ущелья, заунывно завыли шакалы.

Янко, к удивлению девушки, на месте не оказалось, и в ее голову закрались страшные подозрения.

— Негодяй попытался нас предать! — воскликнула Замора.

На дне ущелья показались тени всадников, скакавших рысцой.

— Янко! Янко! — закричала девушка.

Молчание.

— Ах, мерзавец!

Она бросилась в куббу. Студенты продолжали безмятежно курить и петь.

— Рифы! Поднимаются сюда по долине!

— Уже?! — Карминильо и Педро схватили винтовки.

— Бежим?

— Замора, а ты, часом, не ошиблась? — спросил Карминильо.

— Они скачут на лошадях.

— Почему же Янко нас не предупредил? Где этот поганец?

— Исчез.

Студенты с тревогой переглянулись.

— Ведьма устроила нам засаду, — заключил Карминильо. — Очень может быть, что Янко знал.

— Драпаем, дружище, — сказал Педро.

— Куда? Мы на краю пропасти, а разбойники конные. Я прав, Замора?

— Да, сеньор.

— У меня идея! — воскликнул Педро. — Спрячемся в минарете. Вдруг они не станут нас там искать? К тому же, в случае чего, в его стенах можно выдержать осаду.

— В минарет! Все в минарет! — крикнул Карминильо.

Спрятав гитары под ангаребом и прихватив маузеры, трубки, табак и бутылку махии, они кинулись к минарету.

Проход в башню был узким. Беглецы, не дожидаясь, пока всадники доберутся до куббы, торопливо пролезли внутрь и заложили вход камнями, во множестве валявшимися на полу минарета.

Вверх вела крепкая еще лестница, освещенная косым лунным лучом. Взбежав по ступенькам, они очутились на самом верху и увидели, как всадники выехали на плато и перешли на легкий галоп. Их было около сорока, все с ружьями. С поясов свисали пистолеты и ятаганы. Во