Двадцатитрехлетний столяр-краснодеревщик Степан Халтурин жил в Петербурге уже четыре года. Вначале он работал на мебельных фабриках, но вскоре связался с революционными пропагандистами и потянулся к ним всей душой. Душа его была обуреваема злобой и ненавистью. Он ненавидел несправедливое устройство мира, при котором те, кто тяжело работают и делают все – от стульев до миндального пирожного, живут плохо, а те, кто сидят на мягких стульях, обитых малиновым бархатом, и кушают вкусные пирожные, совсем не работают, а только эксплуатируют рабочих. Семена классовой борьбы тут упали на подготовленную почву.

Стоит добавить, что Халтурин был болен чахоткой. Болезнь обостряла его чувства и ожесточала его. Девушки-курсистки восхищались про себя красивым столяром с гривой каштановых волос и ярким румянцем на щеках. Они его жалели.

Землевольцы быстро приметили столяра, и главный организатор Александр Михайлов определил его в пропагандисты. Халтурин оказался смышленым и бойким агитатором, быстро стал известен на многих петербургских заводах. Его слушали со вниманием и верили, видя, что не барин, а свой брат, мужик. Он смог организовать Северный союз рабочих, объединявший сотни работников разных заводов и фабрик. Показателем веры в него служил простой факт: никто из многих сотен рабочих его не выдал, никто не донес о столяре-пропагандисте.

Но Халтурину казалось мало его просветительской и организационной деятельности. Нетерпение распирало его, болезнь жгла его. Он предложил убить царя. На одном из заседаний Исполнительного Комитета в сентябре 1879 года Халтурин рассуждал:

– Александр II должен пасть от руки рабочего. Пусть знают все цари, что и мы, рабочие, не настолько глупы, что не можем оценить достойно те услуги, которые цари оказывают рабочим.

Александр Квятковский и Лев Тихомиров его горячо поддержали, идея была замечательной. Желябов согласился, и Михайлов приговорил: пусть так. Обреченный ими на смерть царь должен был пасть где-то на железной дороге, но пусть Халтурин подготавливает запасной вариант.

План Халтурина был прост. Завоевав некоторый авторитет в качестве умелого краснодеревщика, он смог получить заказ на работу на императорской яхте, полировал там филенки дверей. Работу сделал хорошо, оценил сам великий князь Алексей Александрович. Его приметили чиновники дворцового ведомства, столяров из дворца он хорошо угостил, и в октябре поступил в штат Зимнего дворца. Он рассчитывал пронести во дворец динамит и, выбрав момент, взорвать царя. От предложенной Михайловым помощи отказался.

– Вы мне только побольше динамиту дайте! – просил Степан.

В дворцовой неразберихе он быстро освоился. Это только стороннему человеку казалось, что в царском дворце полный порядок, а на деле все было наоборот. Многочисленная челядь считала царское как бы своим и пользовалась вовсю. Таскали свечи и керосин, разворовывали продукты, вина из царского погреба. Устраивали даже свадьбы во дворце с приглашением знакомых, которые после буйных торжеств и засыпали под столом, потому как на ночь двери дворца закрывались и выйти было нельзя.

Степан и сам понемногу приворовывал то рыбки, то бутылку мадеры, ибо не воровать значило оказаться «белой вороной», привлечь внимание, а этого он никак не хотел. Паспорт Халтурина был на имя крестьянина Олонецкой губернии. Он и изображал из себя косолапого и тяжелодумного нескладеху, вызывая насмешки и презрение сотоварищей и жандармов.

– Что ж ты, дурачина, чесался, когда разговаривал с полковником, – поучал его один из жандармов. – Надо было руки по швам опустить и смотреть в глаза начальству. А ну как царя встретишь, тоже будешь чесаться? Эх, не служил ты в солдатах!

В царские покои Халтурин попал довольно скоро и бывал там не один раз. То собаки поцарапали кресла, то внук императора великий князь Николай своей сабелькой повредил книжный шкаф в кабинете, и тогда звали Степана. О нем говорили, что после его полировки на филенках и блоха не сможет прыгнуть, ножки разъедутся.

Халтурин хорошо узнал все покои царской семьи. Он видел царские драгоценности – золото, серебро, драгоценные камни и удивлялся только, как это еще не украли? Несколько раз видел самого императора, однажды работал немного в его присутствии и больше никого рядом не было.

После этого случая на встрече с Квятковским он предложил:

– А ну как я топориком?…

– Не глупи, – осадил его Саша Квятковский. – Царь посильнее тебя, даром что старик. Он топорик вырвет и самого тебя зарубит. Бери динамит.

И Халтурин нагружал большую корзину баночками с вязким, похожим на мыло веществом, а сверху прикрывал чистыми подштанниками, рубахами. Каждую субботу их отпускали в баню, и каждую субботу он проносил во дворец динамит. Жандармы у входа хорошо знали одного из лучших столяров и пропускали его запросто, слегка пошевелив чистым бельем. Баночки он складывал в свой сундучок. Запаха динамит не издавал, и никто ничего не подозревал.

Вдруг случился переполох. Собственно, уже после взрывов на железной дороге дворцовая полиция ужесточила режим для всей обслуги. Теперь всякий раз, входя и выходя, следовало записываться и говорить, куда и зачем идешь. Завели внезапные обыски, то днем, то ночью врывались жандармы… Но люди были свои, друг друга знавшие и друг друга не опасавшиеся. Один старик жандарм даже симпатизировал простоватому Степану, рассчитывая выдать за него свою дочку.

24 ноября был арестован Квятковский. Во время обыска у него нашли план Зимнего дворца, точнее царских покоев на втором этаже, и маленькая столовая на плане была помечена красным крестиком. Жандармы допытывались, что сие означает, но Квятковский отговаривался полным незнанием, он, дескать, и бумаги этой не видал раньше. План же сохранился по его небрежности после обсуждения убийства царя с Михайловым. Было решено, что удобнее всего взорвать именно столовую во время царского обеда, время которого неизменно. Халтурин помещался в подвале прямо под столовой, их разделяла лишь находившаяся на первом этаже кордегардия, где размещались солдаты караульного полка. Было сомнение, достанет ли силы взрыва до столовой, но по расчетам Кибальчича выходило, что вполне достанет. Тогда-то и была помечена красным крестиком столовая.