именно он принимал у казаков оружие десять дней назад. Через переводчицу Павел потребовал осмотреть машины. Под будками, в кузовах стояли скамейки лишь вдоль бортов. Узколицый лейтенант в панаме цвета хаки держался высокомерно. Но, узнав, что транспорта не хватит (из расчёта 20 человек на машину), вызвал по рации дополнительные грузовики.

Отъезд близился. Площадь гудела. Порой слышался женский плач. Будто предчувствуя беду, казачий люд расставался взволнованно, с неизъяснимой печалью. Офицеры курили. Не прекращались споры.

— Ну, явимся мы к ихнему генералу, послухаем речь. А чи будет толк, чи нет, — с ехидцей рассуждал хорунжий-кубанец в парадной черкеске. — Зряшный сполох!

— Козню нам строят! Вот что, — подхватил сотник в кителе и желтолампасных шароварах Астраханского войска. — Вырядились, как на свадьбу. И смирненько гуртуемся, не хуже ягнаков...

— Доманову, господа, видней! — перебил седовласый есаул, обмахивая лицо папахой. — Надо англичанам в глаза пыль пустить! Показать нас! Нашу красу и удаль! Дескать, казаки готовы сражаться с любым неприятелем! А у англичан их — не перечесть! Колониальная держава.

— Надо было оружию не сдавать, — сокрушался широкоскулый калмык в донской полевой форме. — Оружия была — кланялись нам. Воевать могли. А теперь совсем плохо!

— Посодют нас за колючую проволоку. Этого не избежать, — сулил длинноусый хорунжий, видимо из выборных атаманов, в шёлковой синей косоворотке и донской фуражке с красным околышем, моргая слезящимися от табачного дыма глазами. — За немцев воевали и должны мы понесть наказание. Месяц-другой подержат, да отпустят.

— Господа дорогие! Не порите горячку, — всех громче молотил языком смазливый быстроглазый здоровяк с погонами подъесаула. — Верный человек по секрету открыл: везут нас на банкет! Генералы будут с английским генералом брататься, ну а мы по своему рангу — с их офицерьём.

— Английцам верить низя! Склизкие они, как гады подколодные...

Подъехало ещё восемнадцать грузовиков.

Колонны подровнялись. Зычно прозвучала команда Бедакова приступить к посадке. Донцы слаженно загрохали сапогами по площади, — сине-красная волна казачьих офицеров в кителях с завесом царских и белогвардейских наград плеснула к воротам. За ними двинулись кубанцы, паруся обшлагами широких рукавов черкесок. Но красивей всех маршировали терцы — литыми шеренгами, в чёрных черкесках с синими башлыками и обшлагами. Павлу бросился в глаза величественный старик-терец с иконостасом орденов и медалей, сверкающим из-под края широкой бороды...

Английская предусмотрительность на этот раз подвела. Они прислали грузовиков вдвое меньше необходимого. Шаганов, наблюдая за погрузкой офицеров, поняв, что многим придётся ехать стоя, высказал узколицему британцу протест. Ротова перевод смягчила. Но деваться было некуда — Павел залез по навесной лесенке через задний борт в кузов. Два охранника забрались следом, застегнули полог.

Павел сидел на скамейке с краю (ему уступил место молоденький хорунжий), в прорехи парусины смотрел назад, по знакомым приметам определяя местность. Шоссе ускользало тёмно-серой змеёй. В будке было душно, разило потом, ваксой сапог. Говорили делегаты мало, разморённые жарой. Кто-то из них попытался отбросить полог, дать волю ветерку, но охранник ворохнул коротким автоматом, что-то залопотал.

Проехали Дользах. Павел успел заметить железнодорожные вагоны.

Дорога вскинулась на подъём. Зарябили в глазах белые домики и розарии Николсдорфа.

Но вот на крутом левом повороте грузовик занесло, застёжка сорвалась, и ветер взметнул парусиновый полог, широко открывая обзор дороги. И все офицеры с удивлением обнаружили, что их грузовик сопровождает танкетка, снабжённая пулемётом, и, сколько забирал взгляд, между машинами двигались либо броневички, либо джипы, с английскими солдатами. А из лесных укрытий также выезжали мотоциклетчики, вклинивались в колонну.

— Что случилось, чёрт возьми! — раздражённо-растерянно выкрикнул кто-то из молодых. — Почему так много английской техники? По-моему, нас везут в другую сторону!

— Не орите, милсдарь, — с укоризной осадил смуглый, на горца похожий складом лица и шевелюрой есаул. — Уже поздно. Угодила птичка в лапы. Но посмотрите, какой почёт! Нас, безоружных, эскортирует бронетанковый полк! Боя-ятся, канальи!

Дружно вспыхнули негодующие возгласы! И — быстро угасли. Ничего сверхъестественного не произошло. Лишь подтвердились худшие опасения.

На третьем часу пути грузовики и автобусы-камионы, везущие штабников, подрулили к длинному ограждению из колючей проволоки, за которым сквозил второй ряд «колючки», ещё более плотный. Замаячили наблюдательные вышки по углам большого лагеря, бараки. У открытых ворот — множество английских военных, оцепление. Автоколонна распалась. Грузовики въехали в ворота и остановились. Зазвучали резкие команды по-английски.

Забухали по утрамбованной земле сапоги прыгающих с борта казачьих офицеров. Лесенкой воспользовались только престарелые.

Павел, слыша смешанный гул голосов, огляделся. Горы с трёх сторон. Лагерь — точно на дне каменного колодца. Колючая поржавелая проволока. Штыки английских солдат. Плен...

Он как в бреду воспринимал происходящее. Всех доставленных англичане построили, произвели беглый обыск. Затем стали поодиночке пропускать во внутреннюю зону, записывая имя, чин и место прежней службы. Переводил английскому капитану низенький еврей с польским акцентом. Он туда-сюда водил пугливо вытаращенными глазами, всем видом показывая оккупантам старание и серьёзное отношение к делу.

Называя себя, Павел встретился взглядом с английским капитаном, и тот, вежливо-суровый, высокомерный, отвёл глаза. Значит, всё же осознавал, что на его английский мундир ляжет пятно позора!

Красновы всем кланом стояли вчетвером в начале внутренней зоны. Заметив Шаганова, Николай Краснов-младший, как всегда, в безупречно сидящей на нём форме донского офицера-артиллериста, призывно махнул рукой. Павел подошёл, пожал руку. Пётр Николаевич, слегка сгорбившись, опираясь на трость с набалдашником, ровным голосом говорил сумрачному полковнику:

— Нет оснований для паники. Обычная процедура. Положено проверить. Не забывайте, что мы воевали в армии противника. На конференции все вопросы разрешатся. Держитесь, мой друг, уверенней!

Последовала команда англичан: занять для размещения бараки. Отдельный был отведён только для тех, кто служил в штабе походного атамана. Бесцельно и тревожно волновалось людское море, — невольники группами, в парадной форме, бродили по лагерю, укрывались от солнца в тени барачных стен. Тем временем к их будущему жилищу быстренько подкатывали джипики. Солдаты выгружали на землю ящики с тушёнкой, сгущённым молоком, бисквитами, минеральной водой в бутылках.

Шаганова разыскал посыльной и срочно вызвал к Соломахину. Начальник штаба попросил Павла присоединиться к порученцам, помочь провести перепись всех, кто находится в лагере. Щека генерала непроизвольно подёргивалась...

Хватились Доманова. Походный атаман бесследно исчез, хотя его автомобиль под конвоем мотоциклетчиков въехал сюда одним из первых. Павел обходил с писарем бараки. Многие называли себя нехотя, занижали звания, безо всякого стеснения сдёргивая с плеч погоны. Взбудоражились эмигранты. Собираясь в отдельные кружки, что-то горячо обсуждали. Всё разрешилось просто, когда к Павлу — он