собственная непопулярность. В феврале 1612 г., во время ежегодного посещения церкви Санта-Мария-Формоза по случаю дня Очищения Пресвятой Девы толпа приветствовала его насмешками и криками «Да здравствует дож Гримани!», и это так его потрясло, что он отказался появляться на публичных мероприятиях. Пять месяцев спустя, 16 июля, после необычайно жарких дебатов в Колледжио он внезапно потерял сознание и через час скончался[325].

Три следующих дожа – Маркантонио Меммо, Джованни Бембо и дальний родственник Дона, Николо Дона, – не оставили значительного следа в истории, хотя Бембо отличился в битве при Лепанто, где на его счету было три турецкие галеры и где он получил два серьезных ранения, шрамы от которых оставались на его теле до самой смерти. Правление каждого из трех дожей было коротким: первые два занимали трон по три года, последний же умер от апоплексического удара всего через 34 дня (и возможно, по этой причине не успел ничем отличиться); однако республика, чьи судьбы они вершили, переживала один из самых странных периодов своей истории.

Над всей Италией нависла грозная тень Испании. В течение более ста лет амбиции Испании сдерживала Франция, однако Франция отказалась от последних своих итальянских владений на полуострове в начале XVII в.[326], а убийство Генриха IV в 1610 г., после которого трон перешел к его девятилетнему сыну Людовику XIII, а регентство – к его вдове Марии Медичи, решительной стороннице Испании, стало гарантией того, что испанский король больше не встретит сопротивления с этой стороны. Отныне Испания обладала верховной властью в Милане и Неаполе; во Флоренции под влиянием испанцев во многом находился кузен Марии великий герцог Козимо II; то же можно сказать и о папе римском, на которого оказывали двойное влияние испанские кардиналы в курии и иезуиты. Лишь два итальянских государства были полны решимости противостоять растущей угрозе. Одним из них было герцогство Савойское, где Карл Эммануил II собрал армию численностью более 20 000 человек и с помощью французского маршала Ледигьера, который присоединился к нему по собственной инициативе, был полностью готов встретить лицом к лицу любое войско, которое испанский губернатор Милана мог против него послать. Другим государством была Венеция.

Пока Милан доставлял неприятности Савойе, Венеция (откуда Карл Эммануил II получал значительные финансовые средства) столкнулась с еще более серьезными трудностями с другой, восточной частью испанских «клещей» – эрцгерцогом Фердинандом Австрийским. Истинной причиной, как обычно, были ускокские пираты, чьи непрекращающиеся грабежи достигли пика в 1613 г., когда ускоки обезглавили венецианского адмирала Кристофоро Веньера. Вновь и вновь Венеция заявляла протест Фердинанду, требуя, чтобы он принял действенные меры и держал в узде своих невыносимых подданных; однако по мере ухудшения отношений между Испанией и Венецией эрцгерцог стал смотреть на ускоков все более благожелательно; несколько раз он притворно выразил довольно слабый протест против их действий, при этом тайно поощряя их всеми возможными способами. Венеция, уже не в первый раз, взяла правосудие в свои руки и снарядила карательную экспедицию; Фердинанд, в свою очередь, выразил по этому поводу протест. Последовавшая затем война, хоть и велась довольно беспорядочно, грохотала в Истрии и Фриули до осени 1617 г., когда Венеция, Савойя и Испания пришли к шаткому мирному соглашению, по которому судьба ускоков была решена раз и навсегда – больше этим соглашением почти ничего не удалось добиться. Гавани и крепости ускоков были разрушены, корабли сожжены, а тех, кому удалось избежать более неприятной судьбы, перевезли вместе с их семьями вглубь Хорватии, где они постепенно смешались с местным населением и утратили свою самобытную идентичность.

Однако Испания в продвижении своих интересов рассчитывала в первую очередь не на вооруженные силы и не на мирную дипломатию. В ее распоряжении были иные, более скрытные методы. Конец XVI и начало XVII в. – прежде всего эпоха интриг. Конечно, само по себе это не ново: во Флоренции при Медичи, в Милане при Висконти и – больше всего – в Риме при Борджиа (если верить легендам) было достаточно заговоров и отравлений, шпионов и контрразведчиков, тайных встреч и спрятанных под плащами стилетов. Не была интрига и особенностью Италии: во Франции на памяти людей, едва достигших среднего возраста, была Варфоломеевская ночь, убийство адмирала графа де Колиньи и самого короля Генриха IV; в Шотландии плелись бесчисленные заговоры вокруг полной печали и насилия жизни Марии Стюарт; в Англии случился Пороховой заговор. Одна лишь Венеция до попытки убийства Паоло Сарпи оставалась не затронутой этой заразой. Однако к тому времени и Венеция стала быстро меняться. Ее улицы были, как всегда, полны вольных авантюристов – как итальянских, так и иностранных; однако если в былые дни большинство из них нашли бы себе занятие в качестве наемников или моряков, то теперь они с большей вероятностью присоединялись к небольшим группкам bravi, которые околачивались на площади Сан-Марко или у моста Риальто, перебиваясь чем могли, пока не находили себе какого-нибудь потенциального покровителя, которому требовались люди для грязной работы.

Обычно ждать им приходилось недолго. За последние несколько десятилетий в Венеции появился новый вид приезжих – знатные иностранцы. Хотя Гранд-тур как таковой еще не был известен, к 1600 г. по всей Западной Европе распространились идеи Ренессанса, и одной из центральных была полезность заграничных путешествий для образования культурного человека. В Средние века мало кто отважился бы ехать за границу по какому-то иному поводу, кроме войны, паломничества или нечастых дипломатических миссий. Путешествие ради удовольствия стало новым понятием, а Венеция, с ее красотой, роскошью, космополитизмом, великолепными зрелищами и быстро распространяющейся репутацией главного поставщика удовольствий (как невинных, так и порочных), стала излюбленным местом для посещения. Венеция охотно принимала этих первых туристов, размещала их со всевозможными удобствами и следила за тем, чтобы никто не пытался нечестно на них нажиться; однако что может быть более естественным для только что прибывшего гостя, чем принять гладкие льстивые увещевания одного или нескольких таких bravi, которые знали все нужные места, говорили на иностранных языках, разбирались в местных деньгах и обычаях и могли предоставить развлечения, защиту и любые другие особые услуги, которые могли бы понадобиться их клиенту?

Однако были и другие, более мрачные занятия. Великолепно налаженная система связей Венеции и почти легендарная устойчивость ее правительства сделали ее главным европейским центром шпионажа, международным пунктом сбора государственных тайн. К тому времени в Венеции были представлены почти все важнейшие страны мира, имевшие здесь посольства, агентства, банки, центры коммерции или другие, менее легальные организации; для многих из них основной функцией был сбор секретной информации. Для таких целей всегда нужна лишняя пара глаз и ушей; неизменно пригождались и рука, ловко обращавшаяся