Шрифт:
Закладка:
Интересно, думал я, намного ли сложнее ее задача в Италии? Вряд ли. Разве что тамошнее общество более соответствует ее темпераменту. На языке, который она знала лучше английского, рядом с Райнальди, всегда готовым прийти ей на помощь, направляемая ею беседа сверкала несравненно более ослепительным блеском, чем за моим унылым столом. Иногда она жестикулировала, словно желая пояснить свою поспешную речь. Я заметил, что, разговаривая с Райнальди по-итальянски, она еще чаще прибегала к жестам. Сегодня, прервав крестного, она тоже всплеснула руками: быстро, проворно, точно отгоняла от себя воздух. Затем, в ожидании его ответа, слегка облокотилась о стол, и руки ее замерли, как крылья птицы. Она слушала крестного, повернув к нему голову, и я со своего конца стола смотрел на ее профиль. В такой позе она всегда казалась мне чужестранкой. Эти мелкие чеканные черты с древней монеты… Таинственная, отстраненная — женщина, стоящая в дверях дома, на голове шаль, рука простерта в пустоту. Но в фас… когда она улыбнулась… о нет, не чужестранка… Рейчел. Рейчел, которую я знал, которую когда-то любил.
Крестный закончил свой рассказ. Пауза; все молчат. Наперечет зная каждое движение Рейчел, я следил за ее глазами. Она взглянула на миссис Паско, потом на меня.
— Не пойти ли нам в сад? — предложила она.
Мы встали из-за стола. Викарий вынул часы и, вздохнув, заметил:
— Как ни жаль, но я должен откланяться.
— Я тоже, — сказал крестный. — У меня заболел брат в Лакзилиане, и я обещал навестить его. Луиза может остаться.
Но оказалось, что было позднее, чем они предполагали, и после некоторой суматохи Ник Кендалл и Паско наконец отбыли. Осталась только Луиза.
— Раз мы теперь втроем, — сказала Рейчел, — отбросим условности. Пойдемте в будуар.
И, улыбаясь Луизе, она повела нас наверх.
— Луиза выпьет tisana, — через плечо проговорила она. — Я открою ей свой рецепт. Если ее отец будет страдать бессонницей, чего я ему не желаю, то это лучшее средство.
Мы вошли в будуар и сели: я — у окна, Луиза — на скамеечку. Рейчел занялась своими приготовлениями.
— По английскому рецепту, — сказала она, — если таковой вообще существует, в чем я сомневаюсь, надо брать обрушенный ячмень. Я привезла из Флоренции сушеные травы. Если вам понравится, я вам немного оставлю, когда буду уезжать.
Луиза встала и подошла к ней.
— Я слышала от Мэри Паско, что вы знаете название каждой травы, — сказала она, — и лечили арендаторов имения от разных болезней. В старину о таких вещах знали гораздо больше, чем теперь. Правда, кое-кто из стариков еще умеет заговаривать бородавки и сыпь.
— Я умею заговаривать не только бородавки. Загляните к арендаторам и спросите у них. Наука о травах — очень древняя наука. Я научилась ей от своей матери. Благодарю вас, Джон. — Молодой Джон принес чайник с кипятком. — Во Флоренции, — продолжала Рейчел, — я обычно варила tisana у себя в комнате и давала ей отстояться. Так лучше. Затем мы выходили из дома и садились во дворике; я включала фонтан, и, пока мы потягивали tisana, вода капала в бассейн. Эмброз мог часами сидеть там и смотреть на воду.
Она налила принесенную молодым Джоном воду в заварной чайник.
— Когда я в следующий раз приеду в Корнуолл, то привезу из Флоренции небольшую статую, как та, что стоит над моим бассейном. Ее, конечно, придется поискать, но в конце концов я добьюсь своего. Мы сможем поставить ее в центре нового заливного сада и построить там фонтан. Как вы думаете?
Улыбаясь и помешивая tisana ложечкой, которую держала в левой руке, она повернулась ко мне.
— Если вам так хочется, — ответил я.
— Филип смотрит на это без энтузиазма, — сказала она, обращаясь к Луизе. — Он либо соглашается с каждым моим словом, либо ему все равно. Порой мне кажется, что мои труды пошли прахом… дорожка с террасами, кусты, деревья… Его бы вполне устроила некошеная трава и заросшая тропинка. Прошу вас.
Она подала чашку Луизе, которая снова села на скамеечку. Затем подошла к подоконнику и подала мне мою чашку. Я покачал головой.
— Вы не хотите tisana, Филип? — спросила она. — Но вам это полезно, она благотворно влияет на сон. Раньше вы никогда не отказывались. Это специальная заварка. Я приготовила ее двойной крепости.
— Выпейте за меня, — ответил я.
Она пожала плечами:
— Себе я уже налила. Я люблю, чтобы она подольше настаивалась. Вашу придется вылить. Жаль.
Она наклонилась надо мной и вылила tisana в окно. Выпрямляясь, она положила руку мне на плечо, и на меня повеяло знакомым ароматом. Не духами, но эфирной сущностью ее существа, ее кожи.
— Вам нездоровится? — шепотом, чтобы не услышала Луиза, спросила она.
Если бы было возможно, я с радостью согласился бы вычеркнуть из памяти все, что узнал, что пережил, только бы она осталась со мной, держа руку на моем плече. Ни разорванного письма, ни таинственного пакетика, запертого в ящике бюро, ни зла, ни двуличности… Ее рука соскользнула с моего плеча на подбородок и чуть задержалась на нем в мимолетной ласке, которая осталась незамеченной, — Рейчел стояла между мной и Луизой.
— Мой упрямец, — сказала она.
Я взглянул поверх ее головы и увидел портрет Эмброза, висевший над камином. Его по-юношески светлые, чистые глаза в упор смотрели на меня. Я не ответил, и, отойдя от меня, она поставила пустую чашку на поднос.
— Ну как? — спросила она Луизу.
— Боюсь, мне понадобится некоторое время, чтобы она мне понравилась, — извиняющимся тоном ответила Луиза.
— Возможно, — сказала Рейчел, — кисловатый запах не всем по вкусу. Но ничего. Это прекрасное успокоительное средство для неспокойных душ. Сегодня ночью мы все будем хорошо спать.
Она улыбнулась и медленно отпила из своей чашки.
Мы еще немного