— Спасибо, у меня есть, — пробормотал Герти, набирая полную грудь воздуха.

Никто не понял, почему он подносит к губам так и незажженную папиросу. Быть может, понял Палёный, он всегда был сообразительнее своих обгоревших собратьев, но понял слишком поздно, когда поделать уже ничего не мог.

Направив папиросу в лицо Палёному, Герти дунул в бумажную гильзу. Так сильно, как только мог, так, что даже лёгкие, казалось, затрещали подобно старым джутовым мешкам…

В уцелевшем глазе угольщика полыхнуло удивление. А мгновением позже полыхнул он сам, когда в недрах его черепа раскрылся и вырос трепещущий огненный цветок. Ему потребовалось несколько секунд, чтоб испепелить всё ещё висящие на костях обрывки плоти, а вслед за этим лопнул мгновенно вскипевший глаз. Палёный утробно завыл, схватившись руками за череп, который остервенело обнажало бьющееся в нём оранжевое пламя.

Полковник был прав. Температуры тлеющих тканей в глотке Палёного было достаточно, чтобы воспламенить гранулы пороха, высыпанные из револьверных патронов. Даже с излишком. Судя по всему, порох послужил катализатором для процесса горения, много лет тянувшегося в тканях, и пробудил его аппетит.

Огонь выплеснулся наружу, жадно пожирая всё то, что прежде лишь пробовал на вкус. Палёный выл, когда пламя пожирало остатки его языка и выл до тех пор, пока его череп не превратился в подобие китайского фонарика с изломанным абажуром, внутри которого бесновалось пламя.

Герти едва не опалил собственное лицо, когда приблизился к извивающемуся человеку, чья гоолова постепенно превращалась в шипящий факел, чтобы вытащить у него из-за пояса пистолет. Ребристая рукоять показалась ужасно неудобной, а мушка зацепилась за ремень Палёного, оттого ему не сразу удалось вытащить оружие. Герти спасло только то, что угольщики несколько секунд, как зачарованные, наблюдали за бьющимся пламенем, которое ещё недавно было человеком. Но это не могло долго продолжаться. И не продолжалось.

— Режь паскуду! — взвыл один из тех угольщиков, что стояли ближе к трону, — На ножи!

Герти торопливо выстрелил, вскинув руку с пистолетом. Из-за того, что рука у него дёргалась, а спуск был тугим, пуля ударила угольщика не в лоб, а в подбородок. Но хватило и этого. Вниз посыпались чёрные и белые осколки кости, угольщик всхлипнул и повалился на пол.

К Герти уже тянулись другие руки. Жадные, с обнажёнными, выпирающими костями, покрытые коркой ожогов и золы, они уже не походили на руки, скорее, на конечности каких-то чудовищ.

Какой-то жуткий тип, кожа на лице которого оплавилась и прилипла к черепу, схватил Герти за руку и тряхнул, пытаясь вырвать пистолет, но заработал дырку меж рёбер, откуда потянулся дымный хвост, завопил, и отскочил в сторону. Другой, чьи руки напоминали обожжённые ветви дерева, впился Герти в грудь. Выстрел снёс ему часть макушки, обнажив серую от пепла иссохшую губку.

Окружённый со всех сторон огнём, кашляя от дыма и почти не разбирая ничего вокруг из-за облаков пепла, Герти продолжал стрелять. В тянущиеся к нему руки, в лица, что угадывались за ними, в изувеченные и чадящие тела. Кому-то пуля попала в глаз, образовавшееся отверстие полыхнуло огнём, вышибив наружу тлеющие влажные куски плоти. Кто-то, хрипло визжа, пытался пристроить обратно отстреленное плечо, рассыпающееся жирным пеплом. Кто-то проклинал всё на свете, катаясь на земле и пытаясь сбить пламя…

При всей своей ярости, горевшей в них вечным огнём, угольщики не способны были слаженно действовать без вожака, но вожак, превратившийся в прилипшее к стене дёргающееся чучело в лохмотьях горящей одежды, уже ничем не мог им помочь. Они рычали, выли, сталкивались друг с другом, испуганные шипением и треском горящей кожи, их оглушали выстрелы и слепило пламя.

Поняв, что огонь, вырывающийся из пистолета Герти, хоть и бьёт вслепую, жжёт весьма болезненно, угольщики бросились врассыпную. Отталкивая друг друга и рыча нечленораздельные проклятья, обитатели Пепелища забивались в щели и выскакивали прочь, рассыпая тлеющие искры и подволакивая ноги. Один за другим они исчезали в темноте, оставляя после себя лишь запах палёной плоти.

Герти продолжал стрелять до тех пор, пока пистолет сам собой не замолчал, оставив в ушах звенящий гул. Не оттого, что хотел внушить убегающим угольщикам ужас, просто палец заклинило судорогой на спусковом крючке. К тому моменту, когда ему удалось разжать кулак и выронить оружие в золу, Пепелище было уже покинуто. Лишь трещал в углу остов Палёного, сделавшийся похожим на ворох осенних веток. Расколотый череп ухмылялся Герти, темнея на глазах и медленно рассыпаясь.

Всё ещё оглушённый, чувствующий себя одновременно и смертельно пьяным и истощённым Герти машинально попытался оттереть испачканные в пепле ладони. Тщетно, гарь въелась в них так основательно, что едва ли помогло бы и дегтярное мыло. Не кровь, всего лишь пепел. Но Герти делалось дурно, когда он видел собственные ладони, запятнанные серым. Во рту он до сих пор ощущал едко-кислый привкус пороха.

«Полковник был бы доволен, — подумал он отстранённо, всё ещё шатаясь и тщетно пытаясь сообразить, в какой стороне лежит выход, — Интересно, сколько времени у меня уйдёт, чтоб выбраться отсюда?..»

За то время, что он был вынужден дышать затхлым воздухом Ржавого Рубца, погода в Новом Бангоре разительно переменилась. Лишь оказавшись на поверхности, среди руин старых цехов, Герти понял, что имел в виду мистер Шарпер, когда говорил о непредсказуемости климата в тропических широтах.

Сперва ему показалось, что он провёл в царстве угольщиков целый день и выбрался лишь к вечеру, слишком уж темно было кругом. Как будто на город упали густые сумерки, совершенно скрывшие свет солнца. Вместо удушливой сухости летнего дня его встретил порыв ветра, показавшийся Герти ледяным. И достаточно сильный, чтоб сбить с его головы котелок, если бы тот находился на привычном месте.

Задрав голову, чтобы понять, где солнце, Герти пробормотал:

— Сушёный карась…

Неба не было. Вместо прозрачной стеклянной чаши с обжигающим желтком солнца над Новым Бангором от горизонта до горизонта раскинулся ещё один океан. Пугающий, нехорошего цвета, океан, не имеющий ничего общего с ласковой акварельной лазурью, свинцовый, тяжёлый, подступающий к берегу грозными белыми утёсами волн. В этом океане бурлила ещё не высвобожденная энергия, и от одного его рокочущего дыхания поневоле хотелось спрятаться в убежище, пусть даже разорённый остов цеха в Ржавом Рубце…

Грозы ещё не было, но Герти не сомневался в том, что это лишь вопрос времени. То, что скопилось в небе Нового Бангора, не могло рассосаться само по себе, оно должно было извергнуть из себя злую энергию, которой были буквально пропитаны чёрные глыбы облаков. Порывы ветра стегнули Герти вдоль спины, точно кнутом, яростно и нетерпеливо. Ветер этот показался ему ледяным.

Удивительно, он взял с собой целый арсенал оружия, но позабыл то, что действительно могло