— В бане.

— 2.49 —

Банщики наполнили деревянное корыто водой и, не дожидаясь, когда грубая и бесстрашная служанка обзовёт их котелками и шайками, удалились.

— Раздевайся! — велела Миула.

Старик глянул из-под кустистых бровей:

— Зачем это?

— Я тебя помою.

— Ты?

Кривясь, Миула схватила старика за рукав непонятно чего и с силой дёрнула:

— Да раздевайся ты наконец. Я мужского хозяйства насмотрелась, меня ничем не испугаешь. Снимай свои вонючие тряпки!

Он стянул с ног чуни, сбросил лохмотья и прикрыл ладонями старческое достоинство.

Миула подлила в корыто горячей воды:

— Садись.

Старик залез в воду, сгорбился, изогнулся, как не успевший размокнуть банный лист.

— Вши есть? — спросила Миула и ногой откинула грязное тряпьё в угол.

— Откуда у меня вши?

— Дай проверю. — Миула принялась разбирать седые космы на прядки. — Ты только не обижайся, старик. Я тебя к благородной даме поведу. Ты должен быть чистым, как росинка.

— Твоя сестрица говорила…

— У меня нет сестры, — осекла его Миула.

— Хорошо, как скажешь, — согласился старик. — Твоя приятелька говорила о больном ребёночке. А ты говоришь — дама.

— Всё верно. Болен ребёночек дамы.

— С ножками что-то.

— При родах потянули или вывернули, точно не знаю. Вроде бы ножки стоят как надо, но как-то не так. Да что я тебе рассказываю. Увидишь — поймёшь. Если ты костоправ, конечно. — Миула схватила старика за волосы и приставила нож к кадыку. — Костоправ или нет? Признавайся! Скажешь, что соврал — отпущу. Но если скажешь, что костоправ, а сам ни черта не умеешь, — перережу глотку, пикнуть не успеешь.

— Я не костоправ. Так назвала меня твоя приятелька.

— Так и знала, — вздохнула Миула и вложила нож в прикреплённый к ноге чехол. — Вылазь и уматывай, пока я не передумала.

— Я не костоправ, но умею складывать кости. Может, чем и помогу. Глянуть надо.

— Что ты делал в пыточной?

— Кости складывал.

Подумав, Миула кивнула:

— Ладно, дед. Слушай сюда. С госпожой говори уважительно. Лишних вопросов не задавай. Не обещай, если сомневаешься. И ничего не придумывай. Понял?

— Понял.

— Но сначала расскажешь госпоже, кто ты такой.

— Расскажу, как на духу расскажу, — заверил старик.

Миула вновь вытащила нож из чехла:

— Чего глаза по лбу раскинул? Испугался? Не бойся. Побрею тебя и космы подрежу.

— Без бороды холодно. Оставь хоть чуток.

Немного погодя они вышли из бани и направились в господскую цитадель. В одежде, позаимствованной у конюха, старик выглядел как обычный деревенский дед. Прядки волос разной длины едва прикрывали тощую шею. Короткая бородёнка потешно топорщилась.

Войдя в просторный холл, старик снял чуни, боясь запачкать пол, и закружился на месте, от восхищения прищёлкивая языком. Подскочил к окну, потёр стекло пальцем, прислушиваясь к скрипу:

— Ай да чудо! Чудо чудесное!

— Не знаешь, что это такое? — прищурилась Миула.

— Как не знать? Знаю. Это скло. В домах богатеев видел, а трогать не трогал. — Дед постучал по стеклу костяшками пальцев. — А если вдарить, сломается?

— Я те вдарю, — пригрозила Миула и повела старика по винтовой лестнице на второй этаж.

В гостиной их ждали, расположившись в креслах, Янара, Ардий и Бари. Таян, умытая, причёсанная, стояла за спиной госпожи и в волнении теребила поясок на платье, которое стало ей тесным.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась Янара, пристально рассматривая незнакомца.

Простоватое лицо, юркие глазки, оттопыренные уши. Именно такими она представляла обманщиков и пройдох.

— Пихай, миледи.

— Срам-то какой… — пробормотал Бари.

— Что ты умеешь… Пихай?

— Я разбираюсь в костях, миледи.

— Где научился врачевать?

— Кто лучше всех знает, как построен человек? — спросил Пихай и, обведя присутствующих плутоватым взглядом, сам себе ответил: — Палач.

— Ты был палачом? — опешила Янара.

Ардий нахмурился. Бари осуждающе посмотрел на Таян. Она поджала губы и с вызовом вздёрнула подбородок.

— Я? — беззлобно улыбнулся Пихай. — Нет. Палачом был мой отец. Странствующим палачом. И дед мой был палачом. И прадед. Судить все мастаки, а марать руки никто не хочет. Вот прадед и нашёл потребную работёнку.

— И ты доверишь ребёнка палачу? — возмутился Бари.

— Я не палач, а подручный! — взъерошился Пихай. — Детишки палача, как и чада дворян, судьбу не выбирают.

Хотел обхватить ладонью бороду, но забыл, что теперь у него вместо бородищи козлиная бородка, и стиснул в кулаке воздух.

— Продолжай, — велела Янара.

— Мы ходили из города в город, из деревни в деревню. У отца нас было девятеро. Я в серёдку затесался. Ни старший, ни младший, ни наследник, ни любимчик. Отец пытал и рубил головы, а мы ему пособляли.

— Прогони его! — потребовал Бари.

Ардий посмотрел на него:

— Я человек неконфликтный. Но уйдите уже!

Бари вспыхнул. Подсунул ладони под задницу и отвернулся.

— Когда наш отец помер, — вновь заговорил Пихай, — нас в живых осталось двое из девяти. Меч палача перешёл к старшему брату. Потом палачом стал его сын, потом внук. А я всю жисть гнул горб подручным. Я знаю, как кости крепятся друг к дружке. Знаю, как должны лежать жилы. Дайте мне груду костей, я соберу их, обовью верёвками и обтяну материей. Вы решите, что это живой человек, потому что сгибаться будут даже пальцы.

— Живой ребёнок — не груда костей, — процедил Бари сквозь зубы.

— Дайте мне хоть глянуть на мальца. Я ничего не стану делать. Просто гляну.

— Подойди поближе, — велела Янара.

Старик подошёл к ней и вдруг изменился, словно очистился от всего наносного. Взгляд сделался глубоким, вдумчивым. Лицо стало строгим.

— Ты многим людям помог?

— Я не считал, миледи.

— Лучше спроси, скольких он угробил, — вставил Бари.

— Я не желал сюда ехать, миледи. Меня уговорила преданная вам душа, ваша служанка. Она сказала, что много дней шла за мной по следу. — Пихай пожал плечами. — Я не знал, что за мной тянется след. Мы приходили в город, палач пытал и казнил, а я складывал мужику палец, который он раскрошил кувалдой. Или складывал шлюхе колено. Или складывал драчуну челюсть. Потом мы шли в другой город, и я не знал, что стало с этими людьми. Ваша служанка сказала, что они мой след. Сказала, что у меня много следов. А я скажу вам вот что… Я бы никому не пособил, если бы не пособлял отцу и брату в пыточной. Позвольте глянуть на дитя, миледи. Может, я и здесь оставлю след?

Бари демонстративно отвернулся. Ардий едва заметно кивнул Янаре.

— Идём, старик, — пригласила она и прошла в детскую, расположенную этажом выше. Отпустив нянек, приблизилась к колыбели под парчовым балдахином. — Гляди.

Пропустив её слова мимо ушей, Пихай склонился над Бертолом, сидящим