организации работы, тяжелые условия, в которых оказывались сотрудники его Миссии, прибывшие в Россию. Но ему удалось объединить около трех десятков благотворительных организаций, при этом он показал себя талантливым оратором и дипломатом. Успех работы во многом был предопределен его личным авторитетом, связями, организаторскими способностями. Помощь Нансена голодающим не имела политического оттенка, он руководствовался принципами гражданского сознания и законами мировой экономики, указывая на тесную связь между Советской Россией и Европой и невозможность экономического благополучия стран Европы без сотрудничества с ней. В этом смысле помощь голодающим была шагом на пути возобновления экономических связей Советской России и Европы.

Однако только накормить людей было недостаточно, нужно было помочь стране восстановить сельское хозяйство. Нансен понимал, что причины голода, кроме прочего, скрыты в несовершенстве советского сельского хозяйства: крестьянин неспособен в полной мере обеспечить себя и страну продовольствием, чтобы избежать повторения голода; необходимо усовершенствовать аграрные методы производства. Так родилась еще одна идея.

ЧАСТЬ 2

1923-1927 гг.: «удочка» для советского крестьянина

Организация показательных хозяйств Нансена

Свертывание работы иностранных организаций помощи голодающим, произошедшее летом 1923 г., не означало, что голод был полностью побежден. Апогей его миновал, но последствия еще несколько лет ощущались в стране, в том числе в Саратовской губернии.

В отчетах ГПУ за 1923 г. указывалось, что в ряде уездов Саратовской губернии развивается голод. К лету 1923 г. в Дергачевском, Новоузенском и Хвалынском уездах голодало 50 % населения, в Петровском уезде 16 волостей питалось исключительно суррогатами, в Вольском голодало 7 волостей, в Кузнецком — 8, в Камышинском — 5, в других уездах крестьяне питались хлебом с примесями суррогатов [56]. К июлю в губернии голодало 80 % населения, весной 1925 г. число голодающих губернии достигло 300 тыс. чел., отдельно отмечалось положение в Немкоммуне, где нуждаемость некоторых кантонов в продовольствии оставалась острой [56].

Фактическое наличие голода в регионе усугублялось тяжелым положением сельского хозяйства страны в целом. Остро ощущалась нехватка техники и орудий производства. К 1923 г. в России насчитывалось 1,5—2 тыс. тракторов, но они были крайне изношенными и устаревшими, поэтому не могли давать высоких показателей. К тому моменту в России были иностранные тракторы: «Рустон», «Ломбард», «Клейтон», «Холт», «Титан», «Фордзон», «Клейтрак», «Малькус», «Мортон» и других марок, — но среди них не было более современных «Мункелей» и «Рено», которые ввез Нансен1. Отечественное тракторостроение в эти годы только начинало зарождаться. Заводы, которые могли бы выпускать колесные тракторы в 20-25 лошадиных сил и гусеничные в 25 и 50 сил, были в Москве, Петрограде, Харькове, Таганроге, Ростове-на-Дону, но все они требовали дооборудования. В 1923 г. в Петрограде Обуховский завод начал выпуск первых советских гусеничных тракторов, по 10 машин в месяц. За основу была взята иностранная модель тяжелого трактора «Холт». Тогда же на Путиловском заводе был запланирован выпуск 1000 легких тракторов типа «Фордзон». Приоритет отдавался именно легким колесным тракторам мощностью в 20 лошадиных сил, поскольку они наиболее подходили для условий России. На один тяжелый трактор приходилось три-пять легких. Наркомат земледелия отмечал, что работать советские тракторы должны на сырой нефти или керосине, ни в коем случае не бензине, который было трудно достать. Советскому крестьянину была нужна дешевая, простая в эксплуатации и обслуживании машина. На Украине выпускали трактор системы «Запорожец», работающий на нефти, но первые его модели были неудачными по конструкции. Качество отечественных сельхозмашин еще долго оставляло желать лучшего: например, продукция украинского завода «Аксай» была такова, что деревянные части машин рассыхались, а металлические при соприкосновении с грунтом ломались [62, 2 августа 1923 г.]. В Балаково Самарской губернии (сейчас г. Балаково относится к Саратовской области) еще в конце XIX в. изобретатель Я. В. Мамин начал создание легких тракторов «Гном», в 1923 г. советское правительство решило организовать их массовый выпуск, для чего спонсировало Мамина на закупку заграницей оборудования и модернизацию завода. На базе «Гнома» Мамин разработал новую модель, названную им «Карлик». Завод под названием «Возрождение» из Балаково был перенесен в Марксштадт, где с 1924 по 1926 г. выпускал «Карлика». Но этого было мало — в 1923 г. комиссия Госплана определила, что стране необходимо 220 тыс. машин2. Собственное тяжелое машиностроение еще не достигло таких показателей: для сравнения, в 1924-1925 гг. было выпущено всего 500 «Фордзонов», через год — 1200. Также было выпущено 300 «Запорожцев», 50 «Гномов», в Москве произвели 1000 штук моделей «Гомза» и 2000 — моделей «Коломеец»3. Поэтому параллельно советское правительство прибегло к закупкам тракторов из-за границы, для чего Наркомат внешней торговли утвердил перечень разрешенных для ввоза в страну марок и типов машин и орудий. Для обработки земель в голодающих районах Наркомат земледелия еще в 1921 г. планировал приобрести за границей четыре отряда тракторов [61, 19 октября 1921 г.]. В 1925 — 1926 гг. советское правительство начинает массовые закупки иностранной техники. В эти годы было приобретено 12,4 тыс. тракторов на сумму 120 млн довоенных рублей, а отечественных тракторов произвели только 732 штуки [101].

В Саратовской губернии ситуация с обеспечением тяжелой техникой также была сложной. В ноябре 1922 г. Нижне-Волжское областное тракторное бюро передало в ведение Губсель-треста 20 тракторов, на которых в апреле 1923 г. были начаты полевые работы. Большая часть этих машин, 18 штук общей мощностью 766 лошадиных сил, требовала мелкого ремонта, а два трактора — капитального. Еще 12 тракторов, не входивших в это число, были совершенно непригодны для работы [42]. Весной 1924 г. в Саратовской губернии числилось 24 рабочих трактора, при этом на ходу всего два, остальные требовали ремонта разной степени сложности, а два из них вообще годились только на запасные части4.

Но имеющиеся тракторы крестьяне не могли приобрести в силу своей бедности. Хотя новая экономическая политика и способствовала росту крепких хозяйств, около 35 % из общего числа хозяйств по стране к 1923 г. оставались бедняцкими. Так называемое хозяйство середняка к 1924 г. представляло собой семью из пятерых человек, из которых трое были трудоспособными. Такое хозяйство имело в среднем 7,6 га земли под посев, одну корову и одну-две единицы рабочего скота [167]. Говорить об излишках производства, за счет которых можно было купить трактор, не приходилось. К тому же в 1923 г. правительство прибегло к так называемым ножницам цен — экономической мере, когда стоимость зерна искусственно занижалась, а стоимость промышленных товаров увеличивалась. Это было сделано потому, что темпы