class="p1">Капитал братья имеют общий, палаты себе отгрохали аж на Ярославовом дворище княжеском, молятся в одной церкви. Вот только по виду не скажешь что братья. Фёдор — высокий, седобородый, с пронзительными глазами на худом лице — ни дать ни взять Никола Мирликийский. Изъясняется витиевато, часто поминает Писание. Алексей, напротив, толст и одышлив. Заплывшие маленькие глазки кажутся сонными да видят все. Гневлив, но отходчив, под горячую руку может прибить, но успокоясь — отдарит. Семейства свои братья держат по Домострою, благо с создавшим сей труд Сильвестром Сырковы были коротко знакомы в бытность того новгородским священником. А может, наоборот — Домострой с них списан.

Пробудясь до свету, братья распорядились по домашним делам и как обычно собрались к Торгу. Отстояв в Параскеве заутреню, перешли в торговую палату. За ними потянулись иные купцы — обсудить новости.

Новостей много и все худые. Первая, ошеломительная: английское кумпанство купеческое записалось в опричнину, и царь разрешил англичанам торговать беспошлинно. На прочих иноземных дворах уныние, будут сворачивать торговлю. Захватив монополию англичане тотчас вздымут цену. Недобранные с англичан пошлины тотчас разложат на других купцов. Цены подскочат — беднее станет новгородец. А этого купцам не надо, бедный горожанин — плохой покупатель. За англичанами записались в опричнину хитрые уральские мужики Строгановы. Тоже ради милостей царских. Какая ж это честная торговля, ежели одному купцу от государства льгота, а другому новая тягость?

Вторая новость — снова хлеб вздорожал. Из Москвы давно подвозу нет, а своего хлеба новгородцы сроду не ростят. Значит, новгородский товар подешевеет, торговле снова убыток. Опалился Господь за что-то. Три неурожайных года подряд. Нынче тепла опять не было. Всё лето тучи да холодный мелкий дождик. Рожь так и не вызрела, обернулась травою мятлицею. Ежли с юга хлеб не подвезут, то быть гладу великому.

Третья новость — новгородский наместник князь Пронский худо обошёлся с посольством шведским. По старому обычаю все переговоры со шведами Москва ведёт через Новгород. А тут послов избили, ободрали, отняли всё ценное, посадили под замок.

— Негоже так с послами, — покачал головой Фёдор Сырков, — служилый человек себе не хозяин. Сегодня — мы, завтра — нас. По себе знаю.

Лет двадцать назад посылали Фёдора Сыркова с посольством в Колывань. Колыванцы как только не улещали посла ради своих выгод, что только не сулили. Не получив своё, отдубасили упрямого новгородца, чуток не убили. С тех пор Сырков закаялся послом ездить.

— Шведы мира просят, — сказал Ждан Игнатьев. — Им ноне туго приходится. Говорил мне ихний дворянин Енсен: новый король на всё соглашается. А наши вместо того чтоб замириться, послов обидели.

— Теперь они с датчанами стакнутся — получим ещё одну войну на шею, — проворчал Алексей Сырков. — Сколь можно воевать? Скоро совсем народишко обнищает. Против прежних барышей десятой доли нет.

Тихо стукнули в дверь. Появился служка владыки Пимена. Поклонился купцам, пошептал что-то Фёдору Сыркову и вышел вместе с ним. Вернулся Сырков мрачнее тучи, нашёл на Торгу брата, отозвал в сторону, о чём-то долго тихо говорили.

...Вскоре пополз по городу слушок, что царь собрался в Новгород. Ничего особенного в этом горожане не видели, Иван часто наезжал в город, держал тут свой двор. Был и прошлым летом. Но на этот раз будто бы гневен государь на новгородцев за Старицких и хочет город в опричнину взять.

Объявился в городе Петруха Волынец. Пустой человек, бродяга с пером за ухом и чернильницей у пояса. Пробавлялся составлением просьб и жалоб. Летом пойман был Волынец на мошенничестве. По подложному письму пытался поступить на должность. Когда открылось, подивились, до чего похоже подделал Петруха подпись поручителя. Тот сам не мог отличить, где его рука, а где петрухина. Для вразумления мошенника урядили ему сорок палок. Разложили на деревянной «кобыле» прямо на площади и всыпали так, что уполз искусник на карачках. Вечером ходил по городу пьян, грозился отомстить, после исчез и вот появился снова. Покрутился в городе, помаячил на Торгу, видели его на службе в Софии. И снова канул.

И хотя ничего не произошло, сгущалась, обволакивала город смутная тревога, томило тягостное предчувствие. Во всём видели худые знамения. Сидевший на мосту юродивый Арсений пугал вторым пришествием, бубнил невнятицу. Спрашивали владыку — верно ли, что государя ждать надо — отводил глаза.

Догадывались — быть худу. Не знали лишь — какому?

Братья Сыркова знали. Владыка Пимен, под строгим секретом поведал Фёдору о посланце Вяземского. Советовал спрятать казну. Сырковы понимали, почему владыка о них радеет. Быть грабежу великому, а коли сырковская казна уцелеет — будет на что и Софийскому дому залечить раны.

Глухой ночью братья закопали казну в подвале Параскевы Пятницы, где когда-то отец нашёл старый клад новгородский. Сами работали заступами, не доверясь холопам. Набили кровавые мозоли, зато спрятали надёжно. Денег было двенадцать тысяч рублей. Полгорода можно купить за такие деньги.

...Дни шли за днями, из Москвы ничего не было слышно, и постепенно тревога притупилась, город зажил обычными заботами.

Глава седьмая

СТАРЫЕ СЧЁТЫ

1.

Третий месяц опричное войско готовилось к походу. В Александровскую слободу стягивались все наличные силы. Сбор проходил под предлогом похода на Ливонию. Об истинной цели знали только посвящённые. Всякий день подходили новые отряды, которых надо было ставить на постой, снабжать фуражом и харчами. Афанасий Вяземский, отвечавший за снаряжение войска, сбивался с ног. Новые опричники из дальних мест, неуклюжие отпрыски худородных семейств, записанные отцами в опричнину в надежде урвать от государева пирога, приходили чуть ли не в лаптях, без оружия, на крестьянских лошадёнках. С царём Вяземский виделся мало, привычные партии шахмат перед сном теперь случались редко. Обоих Басмановых тоже не было возле царя, их отправили в дальние гарнизоны.

Зато банными листами прилипли к государю Грязной и Малюта. С того памятного разговора после думы они стали неразлучны. На пару обхаживали царя, свирепо отшивали прочих ласкателей. Неутомимый собутыльник и балагур Грязной не давал царю скучать на пирах. Малюта усердствовал в ночных допросах. Зорко следили за настроением царя, подбрасывали всё новые поленья в огонь царского гнева. С их слов рисовалась зловещая картина громадного заговора. Управлял им из Литвы Курбский. От него нити тянулись к Старицкому, к земским боярам, в Новгород и Псков, в Тверь и Торжок. Изменники вот-вот собирались выступить, да государь спутал им карты, казнив Старицкого и обезглавив заговор.