Шрифт:
Закладка:
В этом состоянии он не заметил, как Грека кивнул длинному и тот, сокрушающим прямым, сбил Малыгина с ног. Правда, инстинктивно Леха попытался уклониться и удар не повлек нокаутирующих последствий, но все равно, не удержав равновесия, пришлось распластаться на грязном снегу. Тут же холодный ствол пистолета пребольно ткнулся куда‑то под ухо, и что‑то теплое скользнуло за ворот. В две руки Леху подняли. Тут же кто‑то сзади подрубил его по ногам. В конечном итоге, Малыгин оказался на коленях и перед его лицом маячил железный обрубок смерти на мерцающем фоне кожаных курток. Сзади кто‑то тяжелый плющил икры грубой обувью, правая рука была зафиксирована длинными рычагами Ромыча, левой он упирался в обжигающий снег.
Леха слегка плыл от удара, а звон в ушах не позволял разобрать слова, а точнее крики Ермакова. Только обрывки слов, матерными пятнами оседали в ушах.
– …идар! …ы кто такой в…! …йчас …емлю, ху…с, жрать бу…!
Звонкая оплеуха выбила искры слез из глаз. Это побитый чемпион, раздраженный отсутствием реакции на словесный прессинг, решил привести в чувство сегодняшнего соперника. Но возымело это обратный эффект. Брызги слез – Ермаков жёсткой ладонью саданул прямо в переносицу – взорвали детской обидой все мышцы тела. Всхлипнув злостью, Малыгин рванул вверх. Крепкие молодые ноги вырвались из‑под сотки живого веса, рукав адидасовской олимпийки остался в зажиме фиксирующего, и он, не поднимаясь, по определению самбиста Харламова, совершил проход в ноги. Подхватив Ермакова под сгиб и воткнув плечо в коленную чашечку, Леха свалил агрессора на спину. И сам оказался сверху. Что‑то подвывая и не чувствуя ударов, которые посыпались со всех сторон, Малыгин зажал шею противника в локтевой сгиб и, вваливаясь всем телом, начал душить. Такого с ним ещё ни разу не было. Какая‑то новая, темная сторона его сущности вырвалась на волю. Он уже с мазохистским восприятием ощущал град ударов по голове и спине. И в это же время желание задушить Ермака было абсолютным садизмом.
Чья‑то жилистая рука настойчиво пыталась прорваться под подбородок, чтобы оттянуть от, уже начавшего хрипеть, Ермакова, но истерический всплеск последних сил никому не дал бы такой возможности. Сквозь пелену угара Леха почувствовал, как внезапно, перестав сопротивляться, обмякло тело соперника. Про эффект засыпания при удушении Алексей не знал и поэтому звериные рефлексы, потеряв упор сопротивления, скинули обороты. В этот момент один из слепых ударов пришелся точнехонько по правой почке и боль прошила всё, уже не закрытое адреналиновой коркой, тело. Леху стащили в четыре руки с Ермакова и опрокинули на спину. Он попытался свернуться в сторону боли, но кто‑то прижал его грудь коленом и горящая лава запульсировала по всему телу. Сжав веки и зубы, Леха хотел было стянуть колено, но сил хватило лишь на то, чтобы вцепиться в джинсовую ткань. Угасающим сознанием он слышал, как приводили в чувство, надсадно кашляющего, Ермакова, но навалившаяся апатия не позволила ему даже повернуть головы. Болевые ощущения были такими, что смерть уже казалась избавлением. Мыслей о маме, доме или друзьях не было. Только желание скорейшего окончания.
Резкий яркий свет обжег глаза. Давление на грудь ослабло и Леха, вздохнув, застонал от тысячи маленьких иголок, пронзивших заполнившиеся холодным воздухом легкие. К ослепительной белизне добавился звук работающего автомобильного двигателя. Нарастая, он приблизился и, хрустнув тормозными колодками, смолк.
– Ермаков! Греков! Стоять!
Властный и удивительно знакомый голос тигриным рыком охватил вокруг всё пространство.
– Вы что вытворяете!? Шары опять залили, звезды микрорайона?! Ствол убери, дебил!
Наконец булыжник колена окончательно ушёл с лехиной грудной клетки, позволив сделать полноценный вздох и повернуть голову в сторону потока света. Прямо перед лежащим навзничь Малыгиным стоял, судя по сутулой фигуре, Грека. Сквозь арку его широко расставленных ног он увидел, что лежит между машин по диагонали, уперев одну ногу в колесо «Форда». Держась за капот девятки, чуть согнутый Ермаков сплевывает тягучую слюну, а свет щедро расходится от широких лопат «мерседесовской» оптики.
– Сергеич… – растерянно кто‑то протянул на другой стороне поля боя.
– Я, Ермак, мажор ты сраный, мало тебя от мусарни отмазывал?! – голос Краснова (а это был именно он) загремел уже совсем рядом, – волыну сюда!
Грека, смещенный могучей дланью, провалился в сторону и монолит кряжистой фигуры в расстёгнутой дубленке почти полностью перекрыл поток сияния. На фоне светящихся фар было отчетливо видно, как «тэтэшник» провалился в глубокий карман верхней одежды.
– Поднимите его! – скомандовал главный тренер области, – д а, аккуратно… Придурки…
Кто‑то услужливо кинулся к Лехе, но тот и сам уже вставал на ноги. Без поддержки всё же не обошлось – его качнуло, но подставленные сзади руки упасть не дали.
– Как ты, живой? – чуть снизу заглянул в опущенное лицо Малыгина Андрей Сергеевич, – сам до машины дойдешь?
Леха кивнул. Его наконец начало бить мелкой дрожью. Холод, отходняк от полученных побоев и пережитого стресса сетью затягивал все тело. Двое ермаковских «молотобойцев» сопроводили его до заднего сиденья красновского мерседеса. И в теплом салоне, на подогреве кожаных сидений Леха отключился.
Он не увидел, что на переднем пассажирском сиденье расположилась Таня, нервно и пугливо кусавшая губы. В то же время она, быстрым движением перегнувшись, вытерла кровь и грязь с его лица своим носовым платком. Не видел Малыгин и того, что происходило на парковке.
– Вы чего до парня дое…лись!? – обычно очень сдержанный Краснов, гвоздил матом не хуже грузчика ликероводочного завода, – дерзкое новогоднее настроение?!
– Сергеич, он в западло Юрца, с локтя рубанул… – длинный Рома робко ответил за всех.
Удивительная картина разворачивалась на задней площадке «Универбыта». Плотная невысокая фигура главного вологодского боксёра, казалось, мозжила сознание четырех дерзких и агрессивных парней. Словно радиация, его слова и интонации сутулили их широкие спины, делали ниже ростом и заставляли опускать глаза в истоптанное снежное покрытие.
– Где рубанул?! – Краснов резко развернулся в сторону осмелившегося вякнуть, – в подъезде? С десятком быков? Или может он вертухаем
