Типчик сел, а официант взял бутылку кокосовой воды с одного из столиков и вылил типчику на промежность.

– Пожалуйста, – сказал он, – кокосовые орехи.

Раздались оглушительные аплодисменты. У меня мурашки по коже побежали от счастья.

– Как по-твоему, Дилан, что такое расизм? – спросила я.

Не задумываясь ни на секунду, Дилан ответил:

– Это когда ты в своих действиях, словах и мыслях учитываешь цвет кожи другого человека.

Это была одна из самых красивых песен той самой птички, что время от времени пролетает у него в голове. Я чмокнула его в щеку.

– А что, если, – сказала я, – я вижу на ярмарке мужчину и думаю: наконец-то тут прибавилось цвета, давно пора, острову это только на пользу?

– Тогда ты – добрая расистка, – ответил Дилан.

– А что ты скажешь об изобретателе коричневого пластыря?

И тут Дилан чмокнул меня. Прямо в губы.

Все это выдумка, от первого до последнего слова.

Я насочиняла все, что написано выше. С того момента, как за соседний столик сел мужик из телика, и до поцелуя Дилана. Оказывается, это веселое занятие. А по правде «порше» еще раз проехал мимо и по улице прошел темнокожий мужчина. По-моему, писатели именно так и поступают. У них на глазах что-то случается – что-то незначительное, и они пытаются представить, как еще могли повернуться события. И записывают. Если получается хорошо, незначительное превращается в значительное. Говорят, главное для литератора – уметь вычеркивать. Но у некоторых писателей я бы хотела прочесть все, что они вычеркнули. Кстати, история дедушки Давида – не выдумка. Он действительно однажды продал картину ценой в тридцать гульденов за триста и в тот же день познакомился с бабушкой Йориной. И с тех пор они шестьдесят лет порхали вместе. Пока бабушка не умерла, а дедушка Давид не приземлился в кресло у окна.

Ярмарка потихоньку пустела. Продавцы паковали товар и разбирали прилавки. Стулья можно было больше не охранять. Художник Брандан подсел за наш столик и заказал нам всем напитки. Человек слова.

– Вы пишете только Микки Мауса в кофейниках, – спросил Дилан, – или в свободное время пробуете себя и в других жанрах?

Надо было видеть лицо Брандана! Он раскусил, что его раскусили. Что Дилан его узнал.

– Да, – ответил он, – в свободное время я иногда пишу и другие вещи – пейзажи, маринистику.

– Интересно, – сказал Дилан. Он и вправду это сказал.

Я устала. Вот что бывает от целого дня ничегонеделания. Мысли мелькают у меня в голове одна за другой, как падающие звезды: ты их видишь, но рассмотреть не успеваешь. Надо с этим что-то делать. Конечно, плохой, но хорошо написанный рассказ лучше хорошего, но плохо написанного. Я бы хотела, чтобы то, что я сегодня навыдумывала, вошло в книгу. Для тренировки. Для следующей книги. В книгах пишут об обычных людях в необычных ситуациях, или о необычных людях в обычных ситуациях, или о необычных людях в необычных ситуациях (хотя через такие, как правило, не продерешься). А вот об обычных людях в обычных ситуациях – никогда. Об этом пишут только в дневниках.

Трудность заключается вот в чем. То часами ничего не случается, и приходится что-нибудь выдумывать. То случается что-то столь забавное, что это сразу хочется записать. Сейчас почти полвторого ночи, и из маминой палатки только что раздался вопль:

– Он лысый! Он коротышка!

Идет дождь. Шелестит листьями, шуршит по брезенту палатки. Словно это умершие с тобой разговаривают. Их слов не разобрать, но здорово, что они рядом. Дедушка Давид любил грозу. Молнии, бури, ломающиеся деревья, сорванные крыши, падающие метеориты – он приходил в восторг, когда природа оказывалась сильнее человека. Он видел в этом возвышенное, хотя так и не называл. Смерть для него была бурей, уносящей с собой то, что слишком ослабло и больше не может стоять на ногах. Заждавшись своей собственной бури, дедушка нашел для себя аэродинамическую трубу. В переносном смысле. Дедушка терпеть не мог приятную погоду, летнюю жару, восточный ветер. Он спускался в подвал и сидел там, пока ветер не начинал снова дуть как положено – с юго-запада.

У входа в мамину палатку стоит пара ковбойских сапог. Полных воды. На передней стойке висит черный парик. Грустный, как хороший анекдот. Как же классно мне было с Диланом на художественной ярмарке! Заставить его увидеть, что он мне не просто брат, а я ему – не просто сестра, пока не удалось. Но то, что между нами есть, у меня не отнимет никто. Надеюсь. Думаю. Уверена.