Шрифт:
Закладка:
Белла расхохоталась:
— Этого мы на благородстве взяли. Чувак был уверен, что делает доброе дело — друга спасает. А благими намерениями, знаешь ли, вымощена дорожка в ад. Не с теми чувачок договаривался… Ну да ладно, это к нашему делу не относится… Так вот. Главное, не тушуйся. Включай смекалку, удача у тебя будет, а денег на твоей карточке и так в избытке.
Жан-Жак почувствовал необыкновенное облегчение. Действительно, все было просто. Нет, конечно, такие ситуации тоже нужно придумать и подготовить, но это уже что-то. Не перспектива сдохнуть в течение года и не тот омут неведения, которые ужасали его еще несколько минут назад. Теперь перед ним стояла вполне конкретная задача. А любую задачу можно решить, если постараться. В его арсенале было поднакоплено достаточно трюков для этого. И на кону теперь была его собственная жизнь. Тут не просто стараться будешь, а из кожи вон лезть…
— Разумеется, мамашам ни в коем случае нельзя говорить, что эти три минуты станут последними в жизни их малюток. Это ты и без меня бы сообразил, правда? И еще, хорошенько запомни. Охранную печать снимает коротенькое простое заклинание, которое матери либо отцу надлежит произнести. «Отдай малое, получишь большее». Весьма двусмысленно, не находишь? Отдадут три минуты не своей жизни, получат большие неприятности впоследствии. Но на первый взгляд весьма соблазнительная формулировка. Человеку всегда хочется получить больше, чем он отдает. А бесплатный сыр, мой милый, только в мышеловке. Вот в эти мышеловки ты их всех и поймаешь.
Белла вновь прошлась по комнате и остановилась прямо перед Бизанкуром — роскошная, манящая, властная. Демон Бельфегор.
— Ну, что ж, — подытожил демон в женском обличье, внимательно наблюдая за подопечным. — Ты все понял, я вижу. Времени тебе на это ровно год. Согласись, неплохо для такой задачи, малыш. Но я уверен, ты справишься. Возможно, и раньше. Как стараться будешь. Самое главное — у тебя наша поддержка и твоя нечеловеческая удача. Повторюсь, ты даже не представляешь, сколько сил было брошено на то, чтобы эти младенцы появились именно в тех семьях, в которых они появились. Родители, воспитывая будущих апостолов, по идее, должны невероятные усилия прикладывать. Во-первых, они, конечно, не знают, что судьба их детей — стать апостолами. Во-вторых, мы постарались, чтобы родительские качества были не на высоте. Мы вычислили родителей до того, как у них появились дети, и как могли мягко направляли их действия, чтобы противоположный лагерь не заподозрил ничего — ну уж извините, на войне как на войне. Кто-то оказался более податливым, кто-то менее. Проторили все дорожки, подготовили почву — тебе остается почетная обязанность снять сливки. И помни о своей дьявольской удаче! Потому что если у тебя не получится…
Взгляд демона был беспощаден. Его острые зрачки, подобно крючьям древнеегипетского жреца, что готовит фараона к погребению, погрузились в глаза Жан-Жака и, казалось, потащили наружу все его внутренности. Бизанкура затрясло.
— А чего мы такие кислые? — недовольно заметила Белла. — Я тебе сейчас на каждого сопляка досье выдам. В какой стране, кто родители, чем занимаются. Только обстряпывать все это в подробностях будешь сам. И так уже разжевали все, в рот положили, только глотай. Вот тебе флешка, там вся информация. В каждой из стран, где тебе надлежит расправиться с нашими врагами, у тебя будет один из семерых твоих покровителей. Каждый из них тебе дарил памятный подарок. Верни их все. Будет повод напомнить о себе… Мне ты мой, считай, вернул.
Жан-Жак непонимающе взглянул на демона, пытаясь вспомнить дар Бельфегора.
— Твоим подарочком была я, — усмехнулся демон. — Помнишь, малыш?
Белла неожиданным движением прильнула к нему, приникла к губам, и сознание его на несколько минут затуманилось. Перед ним был не роскошный гостиничный номер, а довольно странное помещение, словно из исторического фильма…
* * *
В теплой и душной комнате пахло чем-то кислым, и вокруг все было странно знакомым.
Воздух перед его глазами дрожал, заставляя предметы двоиться — так бывает, когда очень жарко. И память его двоилась — на мгновение показалось, что все это он видел буквально несколько минут назад. Но ведь он не мог этого видеть. Или мог?..
За узкими стрельчатыми окнами громыхала гроза и завывал ветер, швыряя по темному ночному небу рваные клочья туч.
У камина, в большом плетеном кресле, дремала, похрапывая, полная женщина в белом чепце и длинной темной юбке. Белая рубашка ее была распахнута, и левая грудь с выступающим рисунком голубых вен оказалась почти обнаженной. Руки ее были сложены таким образом, будто держали ребенка. Кормилица?.. Похоже на то. Только ребенка никакого не было.
Рядом, в другом кресле, основательном, из темного дерева, с подлокотниками, обтянутыми вишневым бархатом, спал молодой мужчина с крайне измученным лицом и абсолютно седыми волосами. Это был… его отец. Такой, каким память запечатлела его в детстве. Кормилицу он не помнил.
Бизанкур не чувствовал своего привычного тела, он словно парил в воздухе и озирал комнату из своей взрослой оболочки. Было необыкновенно легко и хотелось смеяться.
Вглядевшись в жерло камина, Жан-Жак заметил в нем некое шевеление. Вначале он подумал, что его обманывает игра теней, но нет — в камине, средь углей действительно таилось что-то постороннее. И вот, подобно пылающему языку, в комнату выхлестнулась яркая искрящаяся лента. По ней, точно с горки, скатилось нечто; достигло пола и начало расти, пока язык пламени возвращался обратно в камин.
Демон, явившийся глазам Бизанкура, был чудовищен. Он видел его в келье Фернана Пико после обряда вызова. Оказывается, тогда это было не впервые…
Поросший мохнатой бородой, казалось, до самых пят, он держал в руке огромный молот, который вертел сейчас в пальцах, словно легкую тростинку. Лицо его украшал огромный хобот. Хобот этот взметнулся вверх слепой, но чуткой змеей, пошарил в воздухе и потянулся в направлении Жан-Жака-ребенка, который парил в воздухе, ожидая своих ужасных гостей: семь смертных грехов в гости к седьмому отпрыску рода Бизанкур.
Сверкая невероятно страшными, навыкате, глазами из-под насупленных косматых бровей, Бельфегор проковылял к креслу, где продолжала спать праведным сном кормилица, и с каждым шагом очертания его отвратительной фигуры менялись.
По мере приближения к креслу монстр превращался в полностью обнаженную женщину потрясающей красоты. Ее темные блестящие волосы ниспадали на полную грудь кудрявыми волнами, влажно поблескивал чувственный рот, крутые бедра призывно покачивались.
Продефилировав к креслу с сидящей в нем кормилицей, демоница вольготно расположилась в нем, словно оно было пустым. Кормилице же, по-видимому, было невдомек, что сейчас над ее спящим телом надругаются таким странным образом.
— Видишь, не так уж я и страшен, как малюют меня художники и воображение боязливых прихожан, — усмехнулась малютке дива и поправила локон, чтобы он не закрывал ее роскошную грудь. — Когда ты подрастешь, я предстану перед тобой совсем другой и для другого. И для тебя я Белла, крошка. А теперь к делу. Безусловно, в глазах человека добропорядочного я женщина — ах, позор мне — падшая. Но, позволь спросить, много ли найдется людей истинно добропорядочных, и так ли она нужна, эта ваша хваленая нравственность. По мне, так она граничит с глупостью, недальновидностью и откровенным ханжеством. Особенно, как ни удивительно мне это признавать, среди лиц духовных. Иди к мамочке.