Шрифт:
Закладка:
Я оделся, поправил тюфяк. Обошёл комнату, разглядывая в темноте стены. Не обнаружил ни надписей, ни рисунков. Хотя запахи ясно говорили, что я здесь оказался не первый. Те, кто побывал тут до меня, то ли не испытывали тяги к творчеству, то ли не придумали способ царапать камни. Выходит, оборотней тут до меня не держали: когтем я бы легко сумел выцарапать на стене что угодно. Да и люди, уверен, со временем придумали бы способ оставить о себе память. А значит они обитали в яме недолго. Надеюсь, и меня тут не забудут.
* * *
Лавка оказалась не столь удобной, как кровать, к которой я успел привыкнуть за время жизни в имперской столице. Но и не холодной, как каменный пол. Запах свежего сена напоминал о доме — о том доме, что остался там, на севере. А ещё о детстве и о Лесе.
Лёжа на мягком тюфяке, я отчётливо понял, что жизнь в человеческом городе давно тяготила меня. Все эти неприятные людские запахи, обилие камня, жара и духота — всё это мне чуждо и надоело. Меня удерживали здесь только Тилья и магия. Вот только магия…
Учёба в Академии для меня, похоже, закончилась.
* * *
Понял, что задремал, когда услышал в вышине над собой шорохи шагов и голоса. Не вскочил со своего ложа — только приоткрыл глаза. По моим ощущениям, в столице уже светало. Но дыра в потолке посветлела лишь после того, как рядом с ней зажгли фонарь. Стали отчётливо видны тени на потолке — том, что находился над отверстием в потолке моей ямы. Звуки шагов становились всё громче: приближались. А голоса смолкли.
Лязг металла известил, что поблизости от меня отпирают проржавевшие замки. Мелькнули тени человеческих фигур. Я почувствовал новые запахи: горько-кислый, что исходил от алхимических фонарей, смрад свежего человеческого пота… и лёгкий, едва уловимый аромат ванили. Пришла в движение решётка — со скрежетом скользнула в сторону. Мелькание теней на том, втором, потолке ускорилось.
В дыру заглянул незнакомый мужчина — судя по его одежде, городской стражник. Подсветил яму фонарём. Я зажмурился от света, но не стал изображать спящего. На фоне яркого света не разглядел лицо человека. Чётко видел лишь контуры головы. Почувствовал на себе чужой взгляд. Тот надолго на мне не задержался. Мужчина отвернулся. Вскоре его голова и вовсе исчезла. Я услышал фразу: «Всё нормально. Давай».
Что именно «давай» понял, когда в дыру скользнула деревянная лестница. Грубо сколоченная, слегка перекошенная. Сразу упасть ей не позволили: придержали. И всё же в итоге она гулко ударилась о каменный пол ямы. Не развалилась. Принесла с собой запахи мокрой древесины и сырой земли. Всё тот же стражник вновь сунул в яму голову, снова осмотрелся. Тихо скомандовал: «Можно».
Я понял, что явилась Норма, когда там, наверху услышал её голос. Принцесса велела стражникам «ступать прочь». Она заглянула в дыру, ухмыльнулась, встретившись со мной взглядом. Выходит, запах ванили мне не померещился. Отметил, что выглядела Норма уставшей. Она ловко спустилась по ступеням, удерживая в одной руке фонарь. Рыжие волосы взметнулись подобно языкам пламени.
— Капец! — сказала принцесса вместо приветствия. — Ну и устроил ты нам веселье, тупица! Всю столицу взбаламутил! Одной дурацкой выходкой прославился на всю империю! Мы из-за тебя теперь страдаем! Мне со вчерашнего дня и глаз сомкнуть не позволили! А ты валяешься тут, дрыхнешь!
Я сел, зашуршав травой в тюфяке, свесил с лавки ноги. Норма повесила фонарь на лестницу, подпёрла кулаками бока, осмотрела меня с ног до головы. Отметил, что рыжая сейчас напоминала взъерошенную птицу — возмущённую и возбуждённую, словно только что отразившую атаку хищника. Она даже по-птичьи склонила на бок голову: смотрела на меня, не мигая.
— Что молчишь? — спросила принцесса.
— А что мне говорить? — сказал я. — Ждёшь, что начну извиняться?
Норма покачала головой.
— Нет, не жду, — сказала она. — Тебе не за что извиняться, мальчик. Разве есть твоя вина в том, что ты родился… таким тупым? Чтобы чувствовать за собой вину, нужно иметь хоть немного мозгов. А у тебя их отродясь не было. Вот и пожинай теперь плоды своих дурацких поступков.
Хмыкнула, спросила:
— Но вот я-то почему должна из-за тебя страдать? Я-то в чём провинилась? В чём? Скажи мне.
Развела руками.
— Столько трудов, столько лет мучений… и всё напрасно, — сказала Норма. — Ладно я… но ты же подвёл всех! И свой народ, и клан, и деда, и своего дядю, и колченогую, и даже императора — всех нас! На всех неожиданно свалилась куча проблем это из-за какого-то деревенского мальчишки! Рухнула куча планов! Проблемы возникли едва ли не у каждого, кто так или иначе с тобой связан! И это последствия твоих идиотских поступков! Ты это понимаешь, мальчик?
Я вздохнул.
— Понимаю.
Принцесса топнула ногой.
— Да нифига ты не понимаешь! — сказала она. — Уж я-то тебя хорошо изучила! Решил: мы злимся на то, что ты вчера обратился?
Подошла ближе.
На фоне света фонаря казалось, что её волосы искрятся.
— Вижу по твоему лицу, что угадала, — сказала Норма. — Капец. И это не удивительно: ведь ты самый настоящий тупица.
Она ухмыльнулась.
— Ты не мог не обратиться, мальчик. Понимаешь? Не мог. Как и я… тогда. Чтобы побороть свою природу нужно очень постараться; и много тренироваться. Уж я-то знаю. Мы все расплачиваемся за иную твою ошибку. Как ты говорил? «Честь задета?» Вот они — последствия той твоей дуэли. Решил влезть в дела клановых со своими деревенскими понятиями? Ничего этого не случилось бы…
Указала на стены ямы.
— …если бы мы решили ту твою проблему правильно.
— Так, как ты её решила с Исоном?
— Именно так!
Норма посмотрела на меня с вызовом. Расширила ноздри, поджала губы. Отметил, что её глаза выглядят опухшими, а лицо бледным — должно быть из-за освещения.
— Если бы молодой Карц тихо подох в своей постели, тебя бы не пырнули вчера в спину! — сказала принцесса. — Улавливаешь, о чём я
