В последующем эта связь переросла в близкие, дружеские отношения и БУЛАНОВ стал меня все больше приближать к себе, всячески поддерживая меня, снабжая в неограниченном количестве деньгами, вещами и продуктами, как лично сам, так и через бывшего начальника 1-го отделения АХУ НКВД ПАКАЛН[134].

В результате я был предан БУЛАНОВУ и готов был выполнить любое его, даже и преступного характера, поручение.

В 1936 году, после того как был снят с работы в НКВД ЯГОДА, я был как-то вызван БУЛАНОВЫМ к нему в кабинет. Это было поздно вечером, и в беседе со мной он говорил, что скоро наступит время выполнить моей группе очень серьезное поручение, будь к этому готов. Я ответил, что я согласен принять участие в делах этой группы, т. е. выполнить задание, которое будет. К тому же, я был к этому времени германским шпионом, о чем, возможно, БУЛАНОВ знал от ВИНЕЦКОГО и, таким образом, я был вовлечен БУЛАНОВЫМ в террористическую группу, созданную им в НКВД […][135].

Собранных материалов оказалось достаточно для решения Военной коллегии Верховного Суда СССР – 4 марта 1939 г. С. Я. Зубкин был расстрелян[136], месяцем ранее расстреляли и его бывшего начальника – И. И. Шапиро[137].

С. Я. Зубкин реабилитирован в 1955 г.[138]

Обратимся к очередному архивно-следственному делу из материалов ЦА ФСБ РФ – на оперативного секретаря ГУГБ НКВД СССР В. А. Ульмера[139].

Ульмер Вольдемар Августович, родился в 1896 г., швед, член РКП (б) с 1924 г. В 1915–1917 гг. служил в царской армии в звании прапорщика и поручика. Образование – высшее военное: в 1925–1928 гг. учился в военной Академии РККА им. М. В. Фрунзе.

В органах ОГПУ-НКВД с 1923 г. В 1938 г. – оперативный секретарь ГУГБ НКВД СССР. В 1938–1939 гг. временно исполнял обязанности заместителя начальника Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД СССР.

Арестован в апреле 1939 г. Приговорен к 15 годам лишения свободы. Умер во время заключения в Красноярском крае.

Реабилитирован в 1955 г.

Будучи кадровым военным, В. А. Ульмер был командирован в западную китайскую провинцию Синьцзян для проведения специальной операции по борьбе с местным сепаратизмом, где и познакомился с М. П. Фриновским – своим будущим начальником в НКВД.

Во время допроса, после своего ареста В. А. Ульмер отмечал, что «…вследствие вредительских действий Кручинкина (один из военных руководителей операции), Апресова (генеральный консул СССР в Синьцзяне), Дудникова (вице-консул и резидент НКВД СССР), Пузицкого основная задача операции 1934 года в Синьцзяне – разгром живой силы Ма Чжу Ина – выполнена полностью не была»[140].

Подробнее о синьцзянской операции 1934 года и советско-китайских отношениях можно узнать из статьи кандидата исторических наук В. Ф. Нэха «Специальная операция НКВД в Синьцзяне»[141].

Значительный интерес в рамках нашего исследования представляют показания В. А. Ульмера о своей работе в центральном аппарате НКВД СССР под руководством М. П. Фри- новского:

Из протокола допроса УЛЬМЕР В. А.

14 мая 1939 г.

Вопрос: Сформулируйте отчетливо содержание контрреволюционных замыслов заговорщической организации в НКВД.

Ответ: Конечной целью заговора в системе НКВД являлось насильственное устранение существующих руководства партии и правительства. Создание в стране из числа заговорщиков нового «правительства» во главе с ЕЖОВЫМ, бывшим наркомом внутренних дел [.]

[…] Установленные ЦК ВКП(б) цифровые, количественные ограничения размаха операции в заговорщических целях были превышены в 4–5 раз. ЕЖОВ самостоятельно увеличил цифры лимитов.

[…] Примерно в этот же период времени на мое замечание, следует ли информировать ЦК ВКП(б) о результатах операций по полякам, латышам и др., ФРИНОВСКИЙ мне сказал – никого не информируйте, ЕЖОВ знает и достаточно»[142].

Разумеется, что к содержанию протокольных записей допросов подследственных, включая и протоколы допросов В. А. Ульмера, следует относиться с определенной долей осторожности, поскольку многие фрагменты из этих документов не могут быть верифицированы.

Оставим на совести следователей ответ В. А. Ульмера о конечной цели заговора в НКВД – о насильственном устранении руководства партии и правительства.

Но, как известно, в историографии сталинизма нет устоявшейся точки зрения на степень контроля со стороны ЦК ВКП(б) за ходом репрессивной политики 1937–1938 гг. Нельзя не согласиться с Л. А. Наумовым, который солидарен с мнением Биннера и Юнге о том, что «…такие историки как Рогинский, Охотин, Хлевнюк, Петров и Янсен придают чересчур много значения реальному контролю центра над проведением операции…»[143], высказывая свою позицию о 300 000 репрессированных в результате превышения лимитов, принятых с санкции только руководства НКВД (или, что возможно, минуя эту санкцию)[144].

Поддерживая позицию Наумова, сошлемся, кроме АСД В. А. Ульмер, на не публиковавшиеся ранее документы ЦА ФСБ РФ. Дадим лишь несколько архивных ссылок. В оперативно-статистической сводке на имя заместителя наркома внутренних дел Агранова подводятся итоги следственной и судебной работы за первое полугодие 1937 года[145]. Документ, по нашим данным, не выходил за пределы тогдашнего НКВД. Еще одна, также внутриведомственная, сводка показывала результаты деятельности судебных и внесудебных органов в 1938 году[146] и направлялась Ежову, Фриновскому, Заковскому, начальнику 3 отдела Николаеву, начальнику 4 отдела Цесарскому, начальнику 6 отдела Леплевскому, начальнику промышленного отдела Минаеву и начальнику 8 отдела Шапиро.

Таким образом, считаем, что приведенные выше аргументы еще раз подтверждают наш предварительный вывод о несостоятельности аргументов О. В. Хлевнюка и его единомышленников о неусыпном контроле Инстанции, лично Сталина за деятельностью органов внутренних дел.

Рассмотрим еще одно архивно-следственное дело – Эдуарда Петровича Салыня[147] – одного из тех чекистов, которые посчитали необходимым открыто выступить против политики Н. И. Ежова в НКВД СССР по подготовке и проведению массовых репрессий в стране.

16–17 июля 1937 года в Москве, как отмечает авторитетный российский историк Л. А. Наумов, «…прошло совещание руководящих сотрудников НКВД, посвященное обсуждению деталей предстоящей операции по выкорчевыванию врагов народа. На совещании Ежов стал называть приблизительные цифры предполагаемого наличия врагов народа, по краям и областям, которые подлежат аресту и уничтожению. Это была первая наметка спускаемых впоследствии – с середины 1937 года – официальных лимитов в определенных цифрах на каждую область. Услышав эти цифры, все присутствующие так и обмерли. На совещании присутствовали в большинстве старые опытные чекисты, располагавшие прекрасной агентурой и отлично знавшие действительное положение вещей. Они не могли верить в реальность и какую-либо обоснованность названных цифр.

– Вы никогда не должны забывать, – напомнил в конце своего выступления Ежов, – что я не только Наркомвнудел, но и секретарь Центрального Комитета нашей партии.

Товарищ Сталин оказал мне доверие и предоставил все необходимые полномочия.