На этом дискуссия могла бы и закончиться, но Дарвин, будучи крайне педантичным ученым, нашел в гипотезе Блуменбаха еще один изъян. К сожалению, в процессе своих размышлений он внес некоторые изменения в идею Блуменбаха. Блуменбах понимал одомашнивание так же, как Теофраст: как единый процесс, затрагивающий весь человеческий род и в равной степени применимый ко всем его популяциям. Однако в интерпретации Дарвина концепция Блуменбаха стала больше напоминать идею Аристотеля, согласно которой некоторые люди более одомашнены, чем другие. Много лет спустя эта трактовка привела к трагическим последствиям, однако в тот момент все было не так страшно: Дарвин просто пришел к неверному выводу. А случилось это потому, что в молодости ему довелось пожить среди “диких” людей.

В декабре 1832 года, во время путешествия на корабле “Бигль”, Дарвин встретил охотников-собирателей на Огненной Земле – острове у южной оконечности Южной Америки, который сегодня принадлежит Чили и Аргентине. Встреча была эффектной, потому что вместе с Дарвином на “Бигле” находились трое выходцев с Огненной Земли, которых предыдущая экспедиция увезла с собой в Англию: молодая женщина и двое мужчин. Пленники происходили из народа ямана (тогда его также называли ягхан). Капитан “Бигля” Роберт Фицрой увез их в надежде на то, что, прожив какое-то время в Англии, они станут успешными миссионерами по возвращении на остров. Дарвин с удовольствием общался с ними во время путешествия на “Бигле”. Однако он был совершенно не готов к тому, насколько непохожими на них окажутся ямана, никогда не покидавшие Огненную Землю.

“Бигль” стоял у острова несколько недель, так что у Дарвина было достаточно времени для наблюдений за местными охотниками-собирателями ямана. Увиденное его поразило. “Это были самые жалкие и убогие создания, каких я когда-либо видел… кожа была грязная и засаленная, волосы спутаны, голоса неблагозвучны, а жесты порывисты. Глядя на таких людей, едва можно поверить, что это наши ближние, живущие в одном мире с нами… Ловкость дикарей в некоторых делах можно сравнить с инстинктами животных, потому что она не совершенствуется опытом…”17 Встреча с ямана, судя по всему, укрепила Дарвина в мысли (которую он ошибочно приписывал Блуменбаху), что разные люди одомашнены в разной степени. Допустим, “цивилизованных” людей и правда можно считать более одомашненными, чем “диких”, рассуждал он. А если это так, заключал он, то с биологической точки зрения цивилизованные люди должны быть сходны с одомашненными животными.

Дарвин знал, что одомашненные животные размножаются быстрее, чем их дикие родственники. Если Блуменбах был прав, то следовало ожидать, что “цивилизованные” люди будут размножаться быстрее “диких”. Однако наблюдения Дарвина показывали обратное: “дикие” люди размножались быстрее “цивилизованных”. На основании этого он заключил, что различия между “цивилизованными” и “дикими” людьми нельзя считать следствием одомашнивания, в результате которого возникли “цивилизованные люди”. Были и другие нестыковки. Например, Дарвин знал, что мозг одомашненных животных меньше, чем мозг их диких предков, – но вместе с тем ему было известно, что размер человеческого мозга и черепа увеличивался в ходе эволюции. Исходя из всего этого, он пришел к выводу, что идея человека как одомашненного животного неверна во всех отношениях. Во-первых, невозможно было представить себе, каким образом одомашнивание человека могло произойти, а во-вторых, закономерности, наблюдавшиеся у домашних животных, не подтверждались у человека. Поэтому Дарвин забраковал идею Блуменбаха.

В период волнений, охвативших образованное общество после публикации “Происхождения видов”, Дарвин был далеко не единственным, кто размышлял о поведении человека с точки зрения эволюционной теории. Эссеиста Уолтера Бэджета завораживала мысль о контрасте между миролюбивостью человека и агрессивностью диких животных. В трактате о теории политической эволюции 1872 года, которым Дарвин восхищался и к которому составил подробный комментарий, Бэджет писал: “Человеку… пришлось одомашнить самого себя; ему пришлось самого себя приручить”. Идея Блуменбаха, таким образом, не исчезла бесследно18. Однако Бэджет был журналистом, а не ученым и дальше предположений не пошел. Возможно, скептическое отношение Дарвина к одомашниванию человека отчасти способствовало тому, что эта идея не получила дальнейшего развития19. Так или иначе, в течение нескольких десятков лет она почти нигде не упоминалась.

Для Дарвина предположение, что некоторые популяции человека более одомашнены, чем другие, было чисто научным и не подразумевало никакого политического подтекста. Дарвин был убежденным аболиционистом, резко критиковал рабство и восхищался аборигенными народами (за исключением жителей Огненной Земли). Однако его рассуждения имели трагические последствия. Когда в начале XX века гипотеза об одомашнивании человека снова всплыла на поверхность, в центре внимания оказалась уже не “универсальная” версия Блуменбаха, а теория Дарвина (и Аристотеля) о том, что разные популяции одомашнены в разной степени. В одомашнивании человека теперь видели не только причину расовых различий, но и меру человеческой ценности: в зависимости от степени одомашненности некоторые расы или популяции считались лучше других. Когда идея попала в руки нацистов и их приспешников, ее взрывной потенциал привел к катастрофе.

Неприятности начались с опубликованного в 1914 году эссе под названием “Расовые характеристики человека как результат одомашнивания”. Автор, немецкий антрополог Ойген Фишер, утверждал, что арийцы обладают превосходством над остальными расами, потому что они более одомашнены. Согласно Фишеру, полубессознательное предпочтение светлых волос и кожи привело к отбору изящных арийских черт. В 1921 году идеи Фишера получили дальнейшее развитие в книге о генетике человека и “расовой гигиене”, которую он написал в соавторстве с Эрвином Бауром и Фрицем Ленцем. Эта книга, по словам историка Мартина Брюне, стала главной научной базой нацистской евгеники. Ее авторы “поддерживали легализацию стерилизации и упразднение органов социального обеспечения для возрождения законов естественного отбора”. Их рекомендации использовались для составления антисемитских Нюрнбергских расовых законов, принятых в 1935 году. Под удар попали не только евреи. В 1937 году Фишер осмотрел шестьсот детей, родившихся от живших в Германии мужчин африканского происхождения. Следуя рекомендациям Фишера, всех их подвергли принудительной стерилизации20.

Удивительно, но противоположный взгляд на одомашнивание человека, основанный на совершенно других теоретических предпосылках, привел к столь же злополучным выводам. Австрийский этолог Конрад Лоренц был выдающимся специалистом по поведению животных. В 1973 году он совместно с другими учеными был удостоен Нобелевской премии за свои открытия. Лоренц изучал и диких, и домашних животных, но домашние животные приводили его в замешательство, потому что казались плохо приспособленными к трудностям жизни. Заголовок скандально известной статьи, которую он опубликовал в 1940 году, резюмировал смущавшие его наблюдения: “Нарушения видоспецифичного поведения, вызванные одомашниванием”. О мускусных утках он с презрением отзывался как о приземистых, толстых и уродливых существах, совсем не похожих на их стройных диких предков. Такую же параллель он проводил и для людей. Лоренц считал, что под влиянием цивилизации люди стали чересчур одомашненными, а это сделало их непривлекательными, инфантильными и нежизнеспособными. В противоположность группе Фишера, объяснявшей безупречность арийцев их повышенной одомашненностью, Лоренц считал сильно одомашненные популяции человека деградировавшими версиями природного идеала21.