Шрифт:
Закладка:
Я уехала в школу и целый день нетерпеливо ждала, когда смогу вернуться домой и прочитать весточку от мамы, но в тот вечер ответ так и не пришел. Я убеждала себя, что она занята, — может, взяла дополнительную смену или приболела. Я ждала несколько дней, отказываясь верить, что она отвергла мое предложение о примирении.
Через шесть дней ее имя всплыло у меня в папке «Входящие». Я почувствовала огромное облегчение, и все придуманные мною оправдания запоздалого ответа сразу приобрели законную силу. Я сползла на краешек стула, наклонилась вперед и с колотящимся от радости сердцем кликнула на сообщение.
Клёво.
Я пролистала свои многостраничные прочувствованные излияния и вернулась к ее отписке из двух слов с этим несчастным тире. Даже не «Люблю, мама» или хотя бы «С наилучшими пожеланиями». Мне захотелось плюнуть в экран компьютера.
— Что случилось? — спросила бабушка. Она смотрела телевизор, но видела, что происходит в комнатушке, которую переделали в офис ранчо «Уишбон» из кухонной кладовки, заменив стеллажи с припасами шкафами для документов.
— Ничего. — Я закрыла почту, но бабушка все же хотела знать подробности. — Я послала маме письмо, а она на него наплевала.
— Ах вот что. — Бабушка изучала стакан с виски, который держала в руках. — Боюсь, Лора унаследовала это качество от меня — мы не умеем правильно выражать свои чувства. — Бабушка впервые упомянула о матери с того дня, как месяц назад я прибыла на ранчо. — Скажу тебе только одно, — продолжала она, — не думай, будто ты ее потеряла. Ты навсегда останешься ее дочерью, так же как и она всегда будет моей. Данного обстоятельства ничто не изменит. Сейчас ты можешь чувствовать себя оторванной от мамы, но обещаю тебе с полной уверенностью: пресечь вашу связь нельзя.
Я припрятала эту идею подальше, как драгоценный слиток золота. Ранчо стало моим домом. Мама звонила иногда в мой день рождения или чтобы сообщить о перемене адреса, что случалось довольно часто, но я никогда ее больше не видела. Однажды, за неделю до моего шестнадцатилетия, она позвонила и сказала, что шестнадцать бывает только раз в жизни, что это особое торжество, а потому она хочет приехать. Предложила мне помочь в подготовке к экзамену на получение водительских прав. Я не призналась ей, что бабушка Хелен научила меня управлять машиной еще год назад и позволяла ездить на пикапе, чтобы забирать почту на другом конце улицы. Чтобы побыть рядом с мамой, хотя бы даже на время урока по вождению, я бы с радостью симулировала неведение относительно педали сцепления и переключателя скоростей.
Но в тот день, когда мы ее ждали, она позвонила и сказала, что должна выйти на работу. Чтобы отвлечь меня, бабушка Хелен повела нас с друзьями в кино, но глубокое разочарование отравило мне весь праздник.
Когда я окончила среднюю школу, бабушка настояла на том, что надо разослать сообщение об этом событии десяткам людей, по большей части совершенно мне незнакомых. Она пригласила меня в кафе в Викторвилле и бесконечно провозглашала тосты за мои заслуги, поднимая шоты с виски «Джеймсон»; в итоге на обратном пути за рулем сидела я.
В числе прочих открытку отправили и маме, но она не ответила. А потом вдруг через несколько месяцев позвонила. Услышав, как бабушка произносит ее имя, я сбежала вниз по лестнице и стала ждать, когда мне передадут трубку. Меня не задевало, что на дворе середина лета, что мой выпускной давно прошел, а мама не прислала даже записки, в то время как родители моих друзей устроили для них вечеринки и вручили отпрыскам дорогие подарки. Достаточно было того, что мама наконец-то позвонила поздравить меня.
Бабушка потянулась за своей маленькой черной записной книжкой, стерла мамин последний адрес и написала новый, повторив его вслух.
— Таллула тоже здесь, — сообщила она, — переда… Ладно, — упавшим голосом произнесла она. — Я ей скажу. — Но последние слова бабушка прошептала, опуская трубку. Мама уже отключилась. — Опаздывает на работу. Просила передать, что она любит тебя.
Выходит, мама звонила вовсе не для того, чтобы поговорить со мной.
— Плевать, — бросила я, очень стараясь действительно оставаться равнодушной, и удалилась в свою комнату. Больше я никогда не бегала к телефону.
Порой я мечтала, что мама приедет на ранчо, раздавленная обстоятельствами, рыдая от наплыва чувств и умоляя меня о прощении. В зависимости от настроения я воображала, что либо брошусь ей в объятия и позволю снова быть моей мамой, либо с презрением молча отвернусь от нее — пусть почувствует, каково это, когда тебя отталкивают. Но теперь время для любого воссоединения прошло. Через пару недель я уеду, а ранчо перейдет в собственность Джо Джареда.
— Таллула! — услышала я голос Девона. Я стояла под ореховым деревом, погрузившись в свои мысли.
— Я здесь, — откликнулась я, засовывая листок со списком витаминов в задний карман.
На выцветшей футболке Девона угадывался призрак логотипа его любимого пива «Пабст Блю Риббон», а джинсы были мятые. Он собирался на завод, который работал круглосуточно в три смены. Девон редко выходил в первую смену, но, чтобы попасть в церковь и на поминки, ему пришлось поменяться с парой товарищей.
— Ты тут справишься одна? — спросил он, подходя ко мне.
В местности, где ты можешь пойти в любом направлении и не встретить ни души в радиусе нескольких километров, слово «одна» имеет особое значение. Я не хотела, чтобы Девон уезжал. Без него дом совсем опустеет. Но жизнь продолжалась, и я не имела права заставлять его рисковать работой, чтобы составить мне компанию.
— Справлюсь, — улыбнулась я.
— Я приеду после смены.
— Совсем не обязательно. Со мной все будет хорошо, правда. — Оставаться одной на ранчо было беспокойно, но это ведь временно.
— Я вернусь, — повторил он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.
Я прижалась к его губам, но думала совсем о другом. Девон сел в свой побитый внедорожник и удалился.
Нужно продержаться всего месяц. Как только будут подписаны документы и ранчо перейдет к Джо Джареду, я соберусь и укачу на север.
Я никогда не бывала за пределами Калифорнии, но, чтобы попасть в Бозмен в Монтане, надо ехать через Неваду, Юту и Айдахо. Я проложила
