невысокому склону к дому и амбару, стоящим по разные стороны от орехового дерева, осенью отягощенного зелеными плодами. Зрелые орехи всегда опадали в сентябре; в это же время страусы начинали класть меньше яиц и сезон активных работ на ранчо заканчивался. Бабушка Хелен собирала орехи в коричневые бумажные пакеты. Когда, слушая по радио новости, она очищала плоды от зеленой кожуры и раскладывала их на полки для сушки, на кухне стоял крепкий лекарственный запах.

Как только выдавалось несколько праздных часов, я с удовольствием удалялась в свою комнату и зависала в соцсетях, но бабушка Хелен со свободным временем не дружила. Если мы не занимались во дворе делами, отложенными на потом во время хлопотных летних месяцев, она находилась в доме и колола орехи, выуживая из скорлупы мясистые сморщенные ядра. После того как каждый ненадежный фрагмент забора был укреплен, пол в амбаре вымыт из шланга, элеваторы загружены, масло в обоих пикапах заменено, шары перекати-поля выметены из загона и все орехи очищены, упакованы и убраны в морозильник, бабушка Хелен беспокойно расхаживала по ранчо, с волнением ожидая новой кладки яиц, словно за те сорок шесть лет, что она выращивала страусов, этот цикл когда-то нарушался. Но, возможно, у нее были причины для беспокойства. Потому что вот ведь я стояла в окружении птиц в середине июля и ни одного яйца не наблюдалось.

— Я проведу анализы, чтобы исключить заболевания, — сказал Боб, — но бьюсь об заклад, что это последствия стресса.

— Правда? — Трудно было вообразить, по какому поводу может распереживаться стая страусов.

Ветеринар почесал шею.

— Перемена владельца. С птицами такое часто случается, — чтобы вывести их из равновесия, много не надо.

Я подумала о незнакомых машинах, разъезжавших туда-сюда в последние дни. У страусов не особенно развит интеллект. Они полагаются на инстинкты и предпочитают неизменный порядок вещей.

— Как можно их заставить снова класть яйца?

Боб достал из кармана блокнот и начал быстро что-то писать.

— Попробуй эти добавки. Нужно подкормить их фолиевой кислотой и холином. Просто насыпай в корм. — Он передал мне листок. — Надеюсь, это поможет птицам успокоиться.

Я стала изучать неразборчивые записи Боба. Мы с бабушкой часто делали закупки продовольствия в большом фермерском магазине к северу от Викторвилла. Там имелся отдел с товарами по уходу за птицей, где обычно продавалось все необходимое. Я обрадовалась столь простому решению, хотя и подосадовала, что придется так далеко ехать. Сунув список в карман, я помогла Бобу собрать все нужные образцы.

— Береги себя, — произнес он, садясь в машину.

Стоя в тени орехового дерева, я смотрела, как он удаляется в сторону шоссе.

«Береги себя… Если тебе что-то понадобится, обращайся…» Зачем люди говорят эти глупости? Я всю жизнь заботилась о себе без чьих-либо напоминаний, а просить о помощи, по моим наблюдениям, пустая трата времени. Надеяться на чужую поддержку все равно что напрашиваться на разочарования.

Я еще раз просмотрела данный Бобом список. Перспектива полуторачасовой поездки в магазин не вдохновляла, но чем быстрее птицы снова начнут класть яйца, тем лучше. Если проверяющий от Джо Джареда обнаружит, что страусы загадочным образом сделались бесплодными и сделка сорвется, я останусь без источника дохода со ста сорока двумя страусами на содержании.

Жаль, нельзя спросить совета у бабушки Хелен. Конечно, она бы не обрадовалась продаже ранчо Джо Джареду, но, по крайней мере, объяснила бы, что стряслось с птицами. Она всегда знала, что делать.

Помню, как впервые увидела ее в глазок двери в маминой оклендской квартире: стройная женщина с убранными в низкий хвост седыми волосами. Узкое лицо, искаженное линзой, было неестественно вытянуто и разрезано тонкими губами, похожими на темную линию над квадратным подбородком. Избороздившие лоб отчетливые морщины сбегали вниз, окружая глубоко посаженные голубые глаза. Она была в белой рубашке, заправленной в джинсы с большой серебряной пряжкой на ремне. Я сразу поняла, что эта женщина не из Окленда.

Бабушка беспокойно бросила взгляд на коридор слева, потом снова уставилась на дверь. Тогда она показалась мне совсем старой, но в тринадцать лет все, кто старше двадцати, представляются пожилыми людьми. Когда я открыла дверь, она явно удивилась, но быстро оправилась и, протянув мне руку, сказала:

— Ты, наверно, Таллула? А я твоя бабушка Хелен. — Рука у нее была сильная, а кожа, как ни странно, гладкая. Уголки тонких губ поднялись в искренней улыбке. — Приятно познакомиться.

Она попросила попить, и я пригласила ее зайти и налила воды из-под крана. На кухонном столе мокли в молоке мои хлопья. Я предложила гостье поесть, но тут со скрипом распахнулась дверь маминой комнаты, и сама мама появилась на пороге с торчащими во все стороны дредами и в безразмерной, почти до коленей, черной футболке с логотипом футбольного клуба «Рэйдерс». Вокруг глаз, осоловелых со сна, неопрятно размазалась тушь.

— Здравствуй, Лора, — сказала бабушка Хелен.

Мать уперла руку в стену. Она пришла домой поздно и не одна — я слышала, как около четырех они с приятелем завалились в квартиру.

— Какого черта ты явилась? — рявкнула мама.

— Давай присядем, — ответила бабушка, показывая в сторону стола, где мой завтрак уже окончательно раскис.

Мама вытерла оборотной стороной ладони нос и застыла.

— Мне надо в тубзик, — бросила она и выскользнула из кухни.

Я забыла про завтрак и стала молча ждать вместе с бабушкой Хелен. Она сидела, выпрямив спину и расправив плечи, и рассматривала царивший в нашей квартире бедлам.

Оплатить жилье с двумя спальнями мы не могли, поэтому гостиная служила одновременно и моей комнатой. На диване лежали подушка и одеяло, моя одежда грудой валялась в углу, а учебники громоздились на низком столике у телевизора. Принесенные с помойки стулья без мягких сидений были накрыты сложенными банными полотенцами.

Мы с мамой не особенно старались содержать квартиру в чистоте, а шкафов у нас было мало, так что вещи просто лежали повсюду стопками. Теперь я посмотрела на комнату бабушкиными глазами, и мне стало стыдно. Я покрутила колечко на среднем пальце — дешевый блестящий кусочек металла, подаренный мамой на последний день рождения. Кожа под ним приобрела бледно-зеленый оттенок.

Наконец мама вернулась, умытая и с завязанными резинкой дредами.

Бабушка Хелен встала.

— Я знаю, что по утрам ты не в кондиции, и зашла бы попозже, но надеюсь добраться домой до темноты.

Мама бухнулась на стул около меня, подняв одно колено под гигантской футболкой.

— Плевать, — произнесла она, потирая лоб и искоса поглядывая на мать. — Чего приехала?

Бабушка Хелен снова села и приняла свою безупречную позу.

— Это не так просто