Шрифт:
Закладка:
– Открывай. – четкий сухой приказ.
Но я не смотрела ему в глаза, и когда ледяная вода обожгла кожу, я снова закричала. Невольно. От голода сильно понизился болевой порог и порог восприятия. Меня жгло, я тряслась как в лихорадке, прикрываясь руками, захлебываясь, вжимаясь в стену. Что он делает? Это игра? Это идиотская игра? Или что это? Боже! Я ничего не понимаю! Ничего совершенно! Мне холодно, и, если это еще немного продлится, я замерзну насмерть. Я не могла с ним говорить даже мысленно, мое сознание отключалось, я воспринимала только приказы вслух и попытки бороться с приступом паники и отчаяния.
Как только наши взгляды встретились, жгучие ощущения ожогов от ледяной воды начали отступать…потому что я читала в его взгляде боль…как будто ему адски больно вместе со мной, и он умоляет меня потерпеть.
Внутри меня поднималась волна ужаса от понимания, на что он способен сейчас и какую власть получил. Сомнения грызли мою душу, но я перестала содрогаться от холода, хотя реакция тела не изменилась. Зуб на зуб не попадал, только я сама перестала это воспринимать.
Я закричала, но не потому он приказал (мне было больно или холодно), я забилась в истерическом припадке от раздирающих меня чувств, я кричала по тому, через что мы сейчас проходим, и от непонимания. Что я для него? Что будет теперь? Он и есть то чудовище, которое описывали охранники, или передо мной мой прежний Максим? Он со мной или он против меня? Где они – приоритеты? Они остались? Или я снова пешка в его игре?
Пытка длилась так долго, что мне казалось, она бесконечная, но оторвать взгляд я уже не могла. Он полностью контролировал мое состояние. До такой степени, что я была не в силах даже моргнуть. А потом отдал приказ остановиться.
Максим спрыгнул со стола и подошёл ко мне, закрывая собой от наемников, оставшихся за моей спиной. Я увидела, как он сглотнул и дернулся кадык, когда взгляд невольно опустился на мои возбуждённые от холода соски.
Поднял глаза и встретился со мной взглядом.
– Я хотел услышать подтверждение твоего согласия сотрудничать со следствием… – достал из кармана пальто бутылку с водой. – И у меня есть весомые аргументы в пользу этого.
От вида воды начало драть горло, но я успела заметить голодный взгляд. Не просто голодный, а безумный, прикрылась руками и, стуча зубами, ответила:
– Согласна…согласна…я умираю от жажды.
Посмотрел на охранника, и тот накинул на меня плащ, в который я тут же закуталась.
Передал бутылку одному из своих псов и вышел, не оглядываясь, приказав напоследок:
– Накормить, одеть и привести в мой кабинет. Продолжим беседу.
Меня волоком тащили по темному узкому коридору. Я спотыкалась, сбивала ноги о каменные ступени, но кого это волновало? Точно не этих роботов, которые выполняли приказ своего начальника. Но мне было намного лучше. Тело покалывало после ледяного душа, кровь прилила к щекам, и я наконец-то не мучилась диким голодом, от которого мне хотелось орать и выть. Наемники привели меня в сильно освещенный зал с множеством дверей. Одна из них была чуть приоткрыта, и меня втолкнули туда. Дверь с лязгом захлопнулась, послышался щелчок автоматического замка.
Максим стоял посредине кабинета и смотрел на меня исподлобья. Больше не было равнодушия…я чувствовала этот взгляд кожей. Он кричал взглядом. Там, в сверкающей синеве – боль и отчаяние. Много боли. В ней можно было потонуть, захлебываясь ею, содрогаясь от осознания мрака, в который он погрузился. Но эта боль граничила с исступлением, когда голодная лихорадка затмевает все остальное. Я видела только его глаза и читала в них адскую смесь ярости и желания. В ответ все мое тело наполнилось жаром. Неконтролируемым безумием, что-то темное зарождалось внутри, демоническое, сжирающее мою волю. Оно заставляло кровь бежать по венам, сердце биться быстрее, даже вызывало приступ боли от желания, чтобы он ко мне прикоснулся. Кончиками пальцев. Унизительная жажда. Только не сейчас. Не здесь. Не в этом каменном мешке, где слово «доверие» обесценивается настолько, что даже не понятно его значение. Попятилась назад и наткнулась на стену. Меня привели к нему. Вот он стоит напротив меня, сложив руки на груди. Такой нереально, безумно красивый, чужой, но в то же время до боли родной, все еще безумно любимый: жёсткий взгляд, тяжелый, как свинец, и в то же время блестит голодным блеском. Я помнила этот взгляд очень хорошо. Максим шагнул ко мне и стены закружились перед глазами.
Почувствовала спиной холодную стену, согреваясь в той жалкой тонкой робе, которую мне выдал один из охранников.
– Как ты себя чувствуешь?
Его дрожащие пальцы коснулись моих мокрых коротких волос, и я судорожно сглотнула, видя его настолько близко, чувствуя жар его тела. Мне стало тесно в этом маленьком помещении. Мне стало нечем дышать.
– Это имеет значение для палача?
Мне хотелось сбросить его руку от моего лица, но я не знала, что за этим последует. Мне было страшно…я больше ему не доверяла… и себе…Особенно себе.
Максим потянул на себя завязки плаща, не отрывая от меня горящего взгляда, наблюдая, как судорожно я сглотнула.
– Для него имеешь значение ТЫ, Дарина.
Каждое слово лезвием по обнаженным от голода и возбуждения нервам. Я почувствовала его дыхание, и мой собственный взгляд поплыл как от наркотика… сердце забилось в горле, а губы пересохли.
Я тоже тосковала… безумно, до сумасшествия, но вслух тихо прошептала:
– Не делай этого сейчас… пожалуйста.
Уперлась руками ему в грудь и почувствовала, как сильно бьется сердце.
– НЕ делать чего? Не целовать тебя, любимая? Я не могу, Даша. НЕ МОГУ! Я.Хочу. Тебя. Безумно.
Подтолкнул меня к стене и прислонился лбом к моему лбу. Я видела, как сильно сжаты его челюсти, до скрежета, как горит безумной бездной взгляд.
– Я соскучился, малыш. Я подыхал от тоски по тебе, понимаешь? Всё это время. День за днём умирал без тебя, – пробежался пальцами по моей щеке.
От его слов по телу прошла дрожь, неконтролируемая дикая волна сумасшедшей радости. Как пересохшая губка, как умирающий от жажды впитывает каждую каплю воды, я впитывала этот хриплый, срывающийся голос, умоляющий, неуверенный. Никогда не слышала, чтобы Максим говорил таким тоном. Прикосновение подушечек пальцев к моим щекам – и из горла вырвался
