Шрифт:
Закладка:
В первый раз вам будет очень легко отказать.
Но, если терапевтические отношения продолжат развиваться в приятном ключе («у меня вся жизнь меняется, как хорошо, что я к вам пришла»), станут длительными, доверительными — и клиент продолжит предлагать («да помню-помню, границы, но слушай, я буду в отпуске, меня вообще там не будет, и это же просто путевка, мне это вообще ничего не стоит, это даже не труд»), да и прежние терапевты клиента ездили в санаторий, и все было нормально… В общем, вы начнете задумываться…
А если вы действительно устали и любите прекрасную природу и отдых вам бы не помешал, а финансы не позволяют взять и оплатить что-то такое же — вы начнете задумываться чаще.
И мимолетные мысли превратятся в искушение.
И если/когда вы перестанете сопротивляться искушению, вы скажете себе именно это:
«Мы оба взрослые люди, в конце концов». «Главное — быть способными поговорить об этом».
Правда же заключается в том, что именно настойчивое желание не принимать, а отдариваться, имея в виду пользу, и создало в жизни вашего клиента существенные трудности. Именно этот конфликт и есть часть его страданий: отказываясь принимать помощь на общих условиях, стремясь отслужить в ответ, человек не дает прикоснуться к своей уязвимости. Остается «на равной ноге», не может принять свою нужду в сострадании, в утешении и в контакте с воспаленными потребностями.
Это зачастую и есть история травматического расщепления:
В помощи нуждается Раненая часть, но на прием раз за разом приходит Выжившая.
Суть травматического расщепления (дефицита Единства[10]) в том, что части личности действуют, как бы не зная о существовании друг друга — поэтому вопрос добровольности и выбора здесь очень сомнителен. Беспомощность, связанная с травмой, вытесняется и пытается заместиться контролем. Отщепленная часть действует, не «оповещая» здоровую часть, и может казаться, что клиент прекрасно все осознает. Помните, в первой части книги в клиентских интервью героиня говорила, что совершенно сознательно продумывала соблазнительное поведение — и в то же время какая-то часть ее личности была в ужасе от того, что происходит, а другая часть испытывала гнев и отвращение к ответным реакциям терапевта.
Заботливое, романтическое или соблазнительное поведение клиента — это защитная реакция, копинг-стратегия[11] Выжившей части личности, цель которой — держать боль под замком и не допускать ее обнажения.
Как птица отвлекает змею от гнезда, так контролирующая часть личности отвлекает внимание от раненой части, не давая к ней прикоснуться.
Выжившая часть личности — Мерилин Мюррей называет ее также «Контролирующий ребенок» (а две другие Плачущий ребенок и Естественный ребенок) — может быть внешне беззащитной, покорной (как «дева в беде» или «заблудившийся мальчуган»), а может быть грандиозной, пленяющей терапевта своей силой, красотой и витальностью («вечно юный бог» или «богиня»). Но важно помнить, что это паттерн, прикрывающий хрупкость, каким бы взрослым и осознанным он ни казался, и цель терапии — сделать этот паттерн осознаваемым. Пока мы очаровываемся великолепием или умиляемся наивности, Плачущий ребенок — тот, кто действительно нуждается в помощи — заперт в темной комнате.
Вопросы для прикосновения к этой части могут быть такие:
«Из какого возраста ты сейчас это рассказываешь?»
«Когда это происходило, сколько тебе было лет?» «Какой ты был/а в этом возрасте? Как выглядел/а?»
«Если бы ты сейчас говорил/а со мной именно из этого возраста, что бы ты сказал/а?»
Верить Выжившей части в ее аддикции, принимать ее за чистую монету — значит закрывать глаза на страдания Раненой части и потребности Здоровой части.
Соблазнительный клиент не вожделеет терапевта, увы. Он защищается от подлинного контакта, игнорируя саморазрушение, которым будет платить за это. Соблазняющийся терапевт становится сообщником его аддикции — и попадает в собственную.
Поиск решения
Ключевым инструментом для распознавания зависимости и аддикции (собственной и чужой) является первичная актуальная способность Контакт. Контакт — это вершина нашей способности познавать, чувствовать и понимать другого и самих себя, основанная на развитии высших психических функций: в частности, на такой структуре психики, как Theory of mind — по-русски ее можно назвать Теорией Другого.
И Лев Выготский, и Жан Пиаже, исследовавшие и открывшие это новообразование, описывают серию опытов с детьми, подобных вот такому.
Смотри какая коробочка, — говорят ребенку, показывая коробку из-под печенья. — Как ты думаешь, что в ней лежит?
Ребенок видит картинку на крышке и простодушно отвечает:
— Печенье!
Но в коробке оказывается не печенье, а карандаши.
— Давай снова закроем коробочку и позовем сюда твоего друга. И тоже спросим его: что в коробочке. Давай? Как ты думаешь, что он нам ответит?
— Карандаши! — уверенно говорит малыш, не знающий еще, что его опыт, его знания, его чувства заперты внутри его «черного ящика», и недоступны никому, пока он как-то не проявит их наружу; что в жизни существует одиночество и боль невысказанности, что многие люди, наделенные особым талантом, сотни лет пытаются выразить полностью эти чувства, эти мысли, этот опыт, чтобы, прикоснувшись, каждый человек мог бы узнать в нем себя и быть ошеломленным мыслью: «Всё во вселенной — об одном и том же… и все мы — одно, и все мы разные».
Ну так вот. «Карандаши», — уверенно говорит малыш. И только между четырьмя и пятью годами его уверенность трескается и дает место открытию: «моя голова не прозрачная, я могу утаивать своё в себе».
Но до преодоления детского эгоцентризма и ясного осознания, что головы других людей — такой же «черный ящик», что мои чувства, потребности, идеи, правила совершенно не обязательно совпадают с тем, что внутри других людей, и что каждому дорого своё — до этого должно пройти еще несколько лет… А у некоторых людей — вся жизнь.
У животных нет этого дара: высшие приматы научаются ему лишь чуть-чуть.
Познание другого как действительно Другого, познание себя как Незнакомца внутри меня — это и есть Контакт. Вершина эмпатии, в которой эмоциональный отклик соединяется с рациональным познанием: не детское «что бы я почувствовала на твоем месте», а зрелая способность представлять, что чувствует на своем месте Другой: в своей ситуации, в своей картине мира, в своих ценностях и организации личности — и переживать это. Отделяя при этом свои переживания от переживаний Другого.
Удивительная способность человека, которой
