– Пойдем.

– Девушка, палку оставьте! Потом заберете, – остановил нас ломающийся басок.

Капитан вынул трость из моих судорожно сжатых пальцев, и я ощутила себя абсолютно беспомощной.

– Головой отвечаешь, – негромко, но внушительно сказал парню Максим и взял меня сзади за плечи. – Осторожненько вперед.

Кабинка или корытце, в котором мы разместились, прижатые странной прорезиненной дугой, медленно и со скрипом поползла вперед и вверх. Я почувствовала, как жесткая спинка кресла упирается в позвоночник. Мир накренился, а скорлупка все ползла под смешливые замечания других пассажиров. Капитан снова взял меня за руку.

– Не бойся. Я скажу, когда поедем вниз.

– Я не боюсь. Это похоже на то, как взлетает самолет. Только медленно.

– Ага. Держись, сейчас будет быстро!

Подъем прекратился, мы замерли на самой высокой точке. Воздуха было столько, что мне захотелось раскинуть руки. Я почти готова была взлететь, и тут наша скорлупка сорвалась вниз под отчаянные вопли попутчиков. Ветер бил в лицо, мы падали в пропасть, взмывали вверх. На несколько секунд мне показалось, что каким-то неведомым образом земля и небо поменялись местами и наша скорлупка несется вверх дном. Все орали что есть мочи, и я орала тоже. Орала и смеялась одновременно. Никогда не думала, что такое возможно.

– Ну как? – спросил капитан, помогая мне выбраться из кресла.

– Здорово! – честно призналась я. – А ты не кричал. Тебе не понравилось? Или было не страшно?

– Света, я же не мальчишка, орать на американских горках.

– Ой, подумаешь! Сзади мужик ревел белугой, и ничего!

Максим наклонился к моему уху, и от его дыхания по шее пробежали мурашки. Он шепнул, едва сдерживая смех:

– Этот мужик рядом. Ты заставила его покраснеть.

Я смутилась. В суете и общем шуме парка было трудно ориентироваться. Правая рука машинально сжалась.

– Трость! Давай заберем мою трость!

– Конечно, заберем.

В его голосе чувствовалась покровительственная нотка, и, кажется, ему так было комфортно. Зато некомфортно было мне. На смену короткому восторгу полета пришло легкое раздражение. Я ненавижу ощущать беспомощность, а здесь я оказалась именно такой – ущербной, зависящей от капитана. Ведь я, по сути, даже не знала, где именно нахожусь. Заныла спина. Не удивлюсь, если она окажется вся в синяках после твердокаменной спинки кресла, о которую меня молотило. Мне хотелось посидеть где-нибудь, где поменьше людей и не вопит музыка, о чем я и попросила капитана.

– Легко! – мгновенно согласился он.

Мы свернули в сторону от основной аллеи. Вместо асфальта под ногами оказались мелкие камушки гравия. Шум отдалился и стало слышно, как щебечут птицы. Над головами высились деревья, я ощущала их тени на лице. Где-то впереди была вода, пруд или речка. Запахло свежестью и дымком, как от костра.

Столик, за который нас усадили, стоял на открытом воздухе. Вода была повсюду, я слышала ее, чувствовала. Максим сказал, что мы на террасе над прудом, в котором ловят ту рыбу, которую можно заказать. Я сразу решила ограничиться чашечкой кофе. Есть кого-то, кто только что плавал у тебя под ногами, – ну уж нет!

– Может быть, десерт? Или мороженое? – не сдавался капитан.

– Пусть будет мороженое.

Меня отпустило. Тихий плеск воды убаюкивал, успокаивал взвинченные нервы.

– Да, мороженое. Шоколадное.

Улыбку нельзя услышать, но можно почувствовать. Максим улыбался. Мои губы растянулись в ответную улыбку сами собой.

– Спасибо, что вытащил меня из дома.

– Ты не сердишься? Мне показалось, что в парке тебе не понравилось. Я не подумал, что выходной и хорошая погода нагонят сюда такие толпы…

И снова я удивилась его проницательности. Или своей прозрачности.

– Все хорошо, горки мне понравились. Правда.

Ну, хоть тут не пришлось кривить душой! Спина ощутимо побаливала, но миг перед тем, как тележка сорвалась вниз, я буду помнить еще долго. И стремительный полет вниз, с зависанием в воздухе…

Кофе принесли быстро. Капитан спросил, буду ли я сахар, и сам опустил в чашку два кусочка. Вот тут я все и испортила.

– Максим, почему?

– Что – «почему»?

Он напрягся. Не было ничего сложного в том, чтобы почувствовать это. Что-то неосязаемое натянулось в воздухе между нами, как нить, готовая лопнуть.

– Почему ты меня пригласил? И цветы…

Ну вот! Он принялся тереть подбородок. Смутился?

– А разве это не очевидно? – попытался увильнуть от ответа капитан.

– Нет. Ни разу не очевидно.

– Ты – красивая девушка. Необыкновенная. Почему – нет?

– Потому что я – слепая девушка. Этот город кишит зрячими красотками, я уверена, и любая бы пошла с тобой куда угодно…

Он рассмеялся. Но невесело.

– А ты не думала, что я – урод?

Теперь смешно стало мне. Какая разница? Но он-то этого не понимал! И все-таки что-то было не так. Лучше бы я не спрашивала. Подвел меня мой язык!

– Помнишь, ты говорила, что убитый и убийца пахли одинаково?

На какой-то момент я решила, что он просто меняет тему разговора, и даже успела выдохнуть с облегчением.

– Да. Ты что-то узнал?

– Пришли данные химической экспертизы. У меня в машине есть образцы некоторых веществ, которые были на одежде неопознанного трупа, ты не могла бы…

Он еще что-то говорил. Плескалась вода. Резко вскрикивали большие птицы, чайки, наверно. Таяло в вазочке мороженое.

«Дура ты, Светка! Свидание… ты же свидетель, а у него тупиковое убийство с непонятными последствиями».

– Да, конечно. Да, я попробую определить. Да, помню, у меня хорошая память, – отвечала я, как автомат.

– Света, что случилось? – встревожился капитан.

– Ничего. Пойдем к машине?

Почти всю дорогу до машины я молчала. Было больно. И больно от того, что больно. С чего вдруг? С какой стати? Я не сердилась на капитана. Ну, почти не сердилась. Я злилась на себя.

– Вот сюда нос не суй, формалин достаточно ядовит, – сказал капитан, вложив мне в руки маленькую бутылочку. – Не бойся, не прольешь, там на донышке.

– Ф-фу!

Я поморщилась. Воняло.

У второй емкости запах был таким резким, что нюхать ее мне даже не пришлось. Я закивала, едва капитан отвернул пробку.

– Да, похоже. Первого запаха было больше, второй едва угадывался. И были еще другие, слабые.

– Отлично! Ты сама не знаешь, как помогла!