Шрифт:
Закладка:
– Ой, простите, товарищ сержант. Да вы проходите, набирайте водичку. Мы подождём.
«Чего это он, как будто мне лет сорок», – подумал я. Но потом вспомнил вдруг, что в солдатской книжке написано – 1914 года рождения. Так сейчас какой год? Мне сколько лет вообще? Я что, мало того, что остриженный, так ещё и выгляжу как-то иначе?
– Пацаны, у кого-нибудь есть зеркало?
Ребята удивлённо переглянулись. Один полез в вещмешок, протянул осколок:
– Держите, товарищ сержант.
Я глянул в зеркало и обомлел. Оттуда на меня смотрел довольно взрослый, лет под 30, мужчина. Но это был не я! Казах какой-то! Смуглое лицо, узкие глаза, широкий нос с небольшой горбинкой. Мама дорогая! Что это такое?! Мне стало плохо. Я покачнулся, и несколько рук схватили, чтобы поддержать.
– От жары у него, наверное, – сказал кто-то.
Другой поспешил открыть фляжку и полил мне на голову. В мозгах прояснилось.
– Как вы, товарищ сержант? – спросил один боец.
– Всё… нормально, – ответил я. – Жара.
Парни стали улыбаться. Загомонили, что пекло сегодня и правда было очень сильное. Помогли мне набрать воды, и я, кряхтя под тяжестью двух вёдер, поспешил к своему вагону. Хорошо, запомнил его номер, а то плутал бы – все одинаковые. Старые, деревянные.
– По вагонам! – вскоре прозвучал чей-то зычный голос. Я был уже рядом со своим, когда состав дёрнулся и тронулся с места. Петро помог забраться внутрь, перелить воду в алюминиевый бак.
Мы поехали, но я по-прежнему не мог в себя прийти. Так вот почему тот железнодорожник по мной по-казахски говорил! А Петро почему ничего не сказал? Ну, а что ему говорить? «Ты, Кадыльбек, казах?» – прозвучало бы по-идиотски. Пока мой напарник разносил сено лошадям, я отдыхал, пытаясь сообразить, куда попал и что со мной случилось. То, что внешность моя не грим, убедился быстро: дернул себя за нос. Больно! Был бы силиконовый, отвалился бы. Но руки, ноги – всё ведь ощущаю, как родное. А они тёмные. И без волос совсем. Хотя мои собственные с порослью. Особенно на груди. Тут же – ничего, гладко, как побрили. Окончательно убедился, что тело не моё, когда пошёл до ветра. Обнаружил явственный след от обрезания.
Это меня добило. Уселся в углу. Но одному побыть не получилось. Пришёл Петро, сунул лопату. Сказал, моя очередь навоз убирать. Пришлось подчиниться, хоть я и старше по званию. Но он – единственный, с кем я тут могу общаться. Вздохнул и, превозмогая слабость, пошёл наводить порядок.
Глава 15
Влюбленные полдня провели на пляже. Они загорали, купались, просто лежали в тени раскидистой ивы, взявшись за руки и, конечно же, много целовались. Но, как сразу предупредила Лёля, «без пошлых глупостей чтобы». Тёма беспрекословно подчинился этой маленькой хрупкой девушке, внутри которой, как он убедился за почти год общения, дружбы, а потом и отношений, был скрыт сильный волевой характер. Хотя даже рассказать не смог бы никому и никогда, как сильно в эти часы его одолевало желание пойти намного дальше, чем просто поцелуи.
Парень буквально полыхал изнутри от желания, но у него была железная сила воли, которая не давала возможности преодолеть внутренний барьер. Давалось это, конечно же, с огромным трудом. Купальник у Лёли был обычный, слитный, но так чудесно подчеркивал её женственные формы!
Пусть девушка и была худенькой, потому ни спереди, ни сзади у неё особо ничто не выделялось, но глядя, как капельки воды, похожие под лучами солнца на бриллианты, медленно стекают по её загорелой коже, Тёма стискивал зубы, чтобы не попытаться слизнуть их. О том, как выглядят драгоценные камни, парень знал на собственном опыте: видел однажды в ювелирном магазине, где мама покупала себе серёжки. Теперь эти капельки воды сверкали, привлекая к себе внимание.
Но нельзя, значит нельзя.
Лёля вообще иногда поражала его своими, как парню казалось, мужскими устремлениями. Например, зимой, аккурат после нового года, ей захотелось научиться стрелять из винтовки, чтобы получить значок «Ворошиловский стрелок». На вопрос, зачем ей это нужно, девушка ответила названием фильма, который все они смотрели по многу раз, пока его вдруг в 1939 году не перестали показывать – «Если завтра война».
Когда это случилось, многие подумали, что среди создателей кинокартины затесались враги народа, и когда заговор раскрыли, решили, будто в фильме есть что-то вредное. Другие утверждали: товарищ Сталин не хочет ссориться с Гитлером, потому картину, в которой символический враг выписан с намеком на германцев, и убрали из кинотеатров. Но в памяти многих фильм остался, его помнили и поминали добрым словом. Все-таки он демонстрировал мощь Красной армии.
Лёля научилась! Записалась на курсы Осоавиахима, посещала их параллельно с занятиями, а после сдала экзамен на «отлично» и однажды пришла в медучилище с ярким новеньким значком. На нём был изображен стреляющий боец РККА на фоне красной звезды и такого же цвета знамени, под его ногами – черно-белая мишень. И всё это заключено в два полукруга: слева в виде шестерни, справа – колосьев пшеницы.
Как оказалось, Лёля получила значок второй степени. А его, как она пояснила однокурсникам, с 1 августа 1936 года можно было получить, только стреляя из боевой винтовки. «Мне дали настоящую «трехлинейку», – радостно рассказывала девушка. – Тяжелая такая, длинная, а отдача! Ух! У меня до сих пор синяк на плече».
Потом, уже весной, когда стало солнце припекать, и стали возможны полёты авиации (как раз высох грунт на аэродромах), Лёля решила прыгнуть с парашютом. Узнав об этом, Тёма пошутил:
– Ты значки, что ли, коллекционировать решила? Сначала «Ворошиловский стрелок», теперь нагрудный «Парашютист». Ты сказала бы, я бы их тебе так подарил, знаю, кто может продать, – сказал и тут же язык себе прикусил: с такой неприкрытой яростью Лёля на него посмотрела. Даже прищурила глаза, которые теперь сверкали, словно два горящих уголька.
– Ещё раз скажешь такое, и между нами всё будет кончено, – прошипела она.
– Хорошо, я всё понял, – опустил Тёма голову. Он даже представить не мог, насколько для его девушки получение таких наград
