Я же продолжала убеждать себя и Алису в том, что все просто прекрасно и идет по какому-то там задуманному плану.

Я не прятала больше своей красоты от окружающих, мое платье подчеркивало фигуру, чем разительно отличалось от большинства других нарядов. Я была достаточно высокой и стройной, и, если бы наша дорогая мамочка была жива, она бы точно гордилась мной!

Этим утром я была красива, несмотря даже на то, что лицо мое не отличалось здоровым румянцем. Тонкое и изысканное кружево делало меня еще более изящной и нежной, волосы немного отросли, но я не позволила их закалывать, снова слегка накрутив локоны. Еще было это необычное украшение, которые приковывало к себе взгляды. Оно оказалось достаточно увесистым и непривычно холодным, совсем не подходило к белоснежному платью, но я не собиралась оспаривать желания моего будущего супруга — собственно говоря, мне было безразлично идти ли с ним или без него, но для публики, для моей роли алчной и довольной невесты, оно, конечно, очень подходило.

Алиска проплакала всю ночь и сидела передо мной с красными и опухшими глазами.

— Знаешь, сестренка, все не так уж и плохо! Я всего лишь выхожу замуж за старого сморчка, который не ровен час помрет своей смертью, потому что на том свете его явно заждались! Шутка ли — сразу шесть жен! И нечего тут киснуть! — строго произнесла я.

— Да ну тебя! «Всего лишь»! — обиженно передразнила сестра, но все же утерла слезы и робко улыбнулась мне.

Я не была особо разговорчивой в этот день: все силы и выдержку тратила на то, чтобы держать лицо и не подавать и виду, что напугана и расстроена — даже со Стешей не смогла попрощаться.

С отцом и Миленой не разговаривала вовсе. Когда мы ехали к церкви, я смотрела на них и невольно задумалась над тем, насколько эта женщина младше моей матери — выходило, что лет так на десять точно. Наверное, именно поэтому папочка не видит ничего необычного в таких браках, так как и сам ничем не лучше графа. Но ведь Богданов годится ему в ОТЦЫ!

Я отвернулась и посмотрела в окно: было тепло и солнечно, голубое чистое небо и щебечущие птицы в лесу — а мне хотелось дождя и ветра и ворон, мерзко каркающих и смеющихся над моей погибшей молодостью! Вот эта картина в точности могла бы отразить состояние моей души. Но, судя по всему, Всевышний решил наказать меня за какие-то прегрешения, обрекая на неравный брак и даруя столь ясный и светлый день для сего события.

Когда невдалеке показалась часовня, сердце мое стало биться чаще; когда я ступила на землю и шагнула в направлении храма Господа, меня уже била дрожь, а голова кружилась. Я не прятала лица за белоснежной фатой, отбросив ее назад и упрямо поднимаясь по каменным ступенькам. Отец держал под руку крепко и надежно, наверное, опасался, что убегу. Но бежать мне было некуда.

Милена шагнула вперед и накрыла мою голову:

— Ты должна соблюдать приличия, дорогая!

Я промолчала: не за чем было ссориться и язвить — она победила, смогла добиться своего!

«Соблюдать приличия? Правила? Разве это не смешно? А как насчет обязательного причащения жениха и невесты, поста, молитв, направленных на всецелое очищение души и сердца перед священным таинством? Как насчет традиционного благословения родителей жениха и невесты? Как насчет согласия этой самой невесты на чертов брак? И да, как вообще этому человеку позволили венчаться более чем три раза — ведь это невозможно по церковным канонам! Или с его деньгами возможно все?» — в мыслях я злорадствовала над собой и всем происходящим вокруг.

Гости уже собрались, и Константин вместе со своим другом был среди них: не смог отказаться от столь заманчивого предложения, как в очередной раз поглумиться надо мной? — я позволила себе лишь один короткий взгляд в его сторону, но этого вполне хватило, чтобы пошатнуть мое и без того ненадежное душевное равновесие.

Я больше не замечала ничего вокруг — мельком отметила, что в качестве свидетельницы Милена притащила свою не менее стервозную подругу, княгиню Чурковскую, а имени и происхождения свидетеля со стороны жениха я вообще не знала — хотя было ли мне дело до еще одного толстосума с гордой физиономией шествующего в нашей «свите».

Батюшка в торжественной белоснежной рясе встретил нас. Он не улыбался, и взгляд его был несколько хмурым, но он тоже не попытался остановить происходящее.

Я не помнила себя, ничего не слышала из его слов, машинально повторяя то, что от меня требовалось. Голова кружилась от одной и той же назойливой мысли: «Это все неправильно! Так не должно быть! Это происходит не со мной! Не на самом деле!»

Когда священник спросил нас, по своей ли воли мы пришли в храм Божий, чтобы скрепить этот союз, и нет ли препятствий для свершения таинства, я не выдержала, и слезы вдруг заструились по моим щекам, а губы задрожали, сдерживая рвущийся крик.

Священнослужитель нахмурился и неожиданно прервал церемонию, задав мне новый вопрос.

— Почему ты плачешь, дитя? Скажи, не принуждают ли тебя совершить то, что претит твоему сердцу?

Я застыла, словно меня поразило молнией! Не этого я добивалась: я не собиралась показывать всем и каждому свою слабость! Я знала, на что и ради чего, точнее кого, я иду!

Мой голос дрожал. О, да я тогда кожей чувствовала напряжение нарастающее вокруг из-за этого вопроса и моего замешательства, и все же я заставила себя сказать эти слова:

— Я плачу от счастья, Батюшка!

Он посмотрел на меня с некоторым неодобрение, но все же продолжил церемонию.

Раньше, когда я бывала в церкви, я не то чтобы начинала чувствовать себя приближенной к Богу и укреплялась в своей вере: увы, но меня не назовешь набожной, однако тогда это место вселяло в меня некое ощущение спокойствия, умиротворения! Я уважала веру в людях, всегда считала, что она помогает им стать лучше, укрепить какие-то нравственные устои, уберечься от необдуманных поступков. Это место было для меня неким оазисом, очищенным от скверны, обыденной пошлости и жестокости. И вот теперь под сводом дома Господа свершается мой приговор, и вот я уже не чувствую ничего особенного, кроме холода и пустоты — холодным кажется даже маленький крестик, спрятанный в вырезе платья за подаренным недавно ожерельем.

В какой-то момент я очнулась от своих туманных раздумий, холодный ободок скользнул на свое место. Помню, как сильно дрожали мои руки, когда я одевала золотое кольцо на палец графа.

Я испуганно осмотрелась по сторонам, не веря в то, что пропустила ту роковую минуту, когда в моей судьбе свершился новый роковой поворот.

Вот графу уже дозволяют поцеловать невесту. Мне так нестерпимо хочется снова впасть в недавнее оцепенение и ничего не чувствовать, но вместо этого я ощущаю все: его запах, шершавость рук, отвратительную влажность губ и его дыхание! Один короткий поцелуй вызвал во мне ощущения сильного удушья, когда изо всех сил пытаешься вдохнуть, но не хватает сил, чтобы набрать воздух в легкие.

Настало время поздравлений, и чужие и ненавистные мне гости принялись обнимать нас и целовать меня в щеки. Папа тоже попытался «поздравить» меня таким образом, но я не позволила ему, отвернулась, всем видом показывая свое отношение к его поздравлениям и пожеланиям.