— Ты чего не спишь? — хрипло спросила она.

Марк обернулся, и Рита вдруг поразилась, каким уставшим он выглядел. Черты лица словно заострились, глаза выглядели воспаленными, а под ними залегли тени.

— Не спится, — коротко ответил он.

Рита заколебалась. По-хорошему, надо было, конечно, идти спать. Ей утром вставать с ребенком. А Марк явно не нуждается ни в компании, ни в сочувствии. Но почему-то она подошла к чайнику, достала еще одну чашку, налила себе чаю и села напротив. Зачем — Рита и сама до конца не понимала.

Какое-то время они сидели молча. Марк смотрел куда-то сквозь нее, обхватив ладонями кружку с кофе. Рита уже не в первый раз обращала внимание на руки Рихтера. На проступающие сквозь кожу рельефные вены, на крепкие ладони, на длинные, словно у пианиста, пальцы, с аккуратными лунками ногтей и выпуклыми костяшками.

Она торопливо глотнула чаю, смачивая пересохшее горло, и неловко отвела взгляд.

— Может, попробуешь лечь? — тихо предложила она Марку. В звенящей тишине кухни, окруженной со всех сторон ночью, этот вопрос прозвучал со странной ноткой двусмысленности.

Марк отрицательно качнул головой.

— Я уже час ворочаюсь. Замучился.

— Обычно же ты нормально засыпаешь, — неосторожно заметила Рита.

— С чего ты взяла? — Марк уставился на нее.

Она смутилась.

— Я просыпаюсь, когда Арсений плачет, — призналась Рита. — И слышу твои шаги, когда ты идешь к себе в комнату. Потом обычно наступает тишина. Я думала, ты засыпаешь.

— Нет, просто тихо лежу, пытаясь уснуть, — Марк с усилием потер покрасневшие глаза. — Час лежу, иногда полтора… Сегодня просто уже не мог. Решил хоть кофе пойти выпить.

— Прекрасное решение для того, кто не может уснуть, — заметила Рита, но получилось совсем не так язвительно, как она хотела. Скорее сочувственно. Она сама всегда легко засыпала, так что даже представить себе не могла, как это ужасно: каждую ночь долго ворочаться с боку на боку, мучительно желая уснуть.

— Да какая разница, — невесело усмехнулся Марк. — С кофе или без кофе — один фиг уснуть не получается.

— Ужас! Мне очень жаль, — искренне сказала Рита и в безотчетном порыве, пытаясь как-то выразить пронзившее ее острое сочувствие, накрыла его руку своей. Марк замер, сильные пальцы под ее ладонью напряглись, но не двинулись с места. Осмелев, Рита слегка погладила его руку подушечкой большого пальца. Касаться плотной, горячей, чуть шершавой кожи оказалось так хорошо, что Рита, даже понимая всю неуместность своего жеста, не могла остановиться и продолжала осторожно гладить руку Марка.

Он, не мигая, смотрел на Риту, и она видела, как голубая радужка его глаз темнеет, точно предгрозовое небо. Наливается опасной манящей тяжестью, от которой у Риты стало вдруг горячо в животе.

Под столом произошло какое-то движение, и горячая ступня Марка коснулась ее ноги — как всегда ледяной. Оба вздрогнули и отвели глаза, но продолжили друг друга касаться ладонями и кончиками пальцев ног. Рите казалось, что в этих точках сквозь ее тело пропускают ток — дергающий, жгучий, болезненно-сладкий.

Она не могла себе представить, чтобы они с Марком вот так вот сидели днем. Днем они и слова друг другу не говорили просто так — исключительно по делу, даже не глядя в глаза. Но ночью, в неверном свете лампы, с дрожащими вокруг тенями, все происходящее сейчас казалось продолжением сна, в котором можно идти против правил.

— Иди спать, — хрипло выдохнул Марк. — Тебе утром вставать с мелким.

— Ты пойдешь, тогда и я пойду, — упрямо возразила Рита.

— Я не усну.

От его низкого, бархатного шепота шея и руки Риты покрылись крупными мурашками.

— Уснешь, — она осторожно убрала руку, которой сразу же стало прохладно. — Могу тебе колыбельную спеть.

— Не откажусь.

И тут Рита вдруг испугалась. Его, себя, того, что может случиться. Она отдернула ногу, окончательно разрывая контакт, и встала, неосознанно хватаясь за пояс халата, чтобы еще плотнее его запахнуть.

Марк тоже поднялся, и Рита воровато отвела взгляд. Пока он сидел за столом, его голые ноги и бедра не бросались в глаза, а сейчас это выглядело до невозможности неприлично. Хорошо, что длинная футболка скрывала все самое интересное. Это было бы слишком.

— Штаны ты по религиозным соображениям не носишь? — угрюмо спросила она, старательно не смотря на него.

— Прости. Я не думал, что ты ко мне присоединишься. В следующий раз надену. Так что там с колыбельной? Споешь?

Она нервно облизнула губы.

— Марк, — Рита первый раз назвала его по имени, и оно приятно скользнуло по языку, точно гладкий тяжелый камешек. — Я серьезно… я только песню имела в виду… ничего такого…

— Я тоже, — Он смотрел спокойно и серьезно. — Давай попробуем. Вдруг поможет?

Чувствуя себя в театре абсурда, Рита тихо ступала по коридору за красивым мужчиной, одетым только в трусы и футболку. Шла к нему ночью в спальню, чтобы… спеть ему колыбельную. Бред высшей пробы. Но в тот момент это отчего-то казалось правильным.

Не включая свет, Марк нырнул под одеяло и вытянулся на кровати, Рита села рядом и тихо запела:

— Ложкой снег мешая, ночь идет большая…

Когда начался второй куплет, она стала осторожно гладить Марка по спине. Прикосновение через одеяло не было эротическим — скорее успокаивающим.

Песня кончилась, и Рита запела снова, чувствуя, как под ее ладонью расслабляется напряженная спина и как дыхание Марка становится все более ровным.

На третьем повторе колыбельной он уже спал. Рита убрала руку, которая все еще лежала у Марка на спине, а потом вдруг, с колотящимся от волнения сердцем, наклонилась, прижалась губами к его горячей шее, чуть ниже роста волос, и тут же отстранилась.

Тихо, стараясь не шуметь, Рита вышла из спальни Марка и притворила за собой дверь. Уже начинало светать — ей тоже пора было ложиться.