искренне поверила в то, что начала задыхаться. Возможно, это тоже сыграло мне на руку, плеснув в меня новой порцией паники, а в моих похитителей — достоверностью происходящего.

Один из них едва успел рвануть с меня кляп, как я плюнула бумажкой во второго и, вложив все, что во мне имелось, в мой голос, приказала:

— Назад!

К моему счастью, это сработало. Мужчины слаженно отступили, как по команде, а я, путаясь в юбке, поднялась. Кто вообще придумал такие платья?! Неудобно же! Хорошо хоть кроссовки надела.

Все эти мысли в одно мгновение промелькнули у меня в голове, а я уже выдала следующий приказ:

— Садитесь к костру и дожидайтесь своего Лавэя. — Чтоб он вам полный лавэй сделал, когда придет! — Скажете ему, что меня забрал Феникс.

Я старалась, чтобы голос не дрожал, и у меня получилось! Двое покорно развернулись, потопали туда, где только что сидели, обсуждая свои темные–темные планы и темные–темные намерения, и откуда тянуло шашлыком. У них там правда что–то готовилось и грозило вот–вот подгореть, но я не стала выяснять, насколько плотно они уселись и взялись за ужин.

Посреди ночи маяк костра в лесу казался просто ослепляюще ярким, и я облегченно нырнула в ночную тьму. Ну как облегченно — по сравнению с тем, что только что было, конечно, потому что поводов радоваться пока не было. Да, бабушка нас часто возила в лес, и я могла неплохо ориентироваться… в своем мире! Здесь же мало того, что все созвездия незнакомые, так еще и природа. Откуда я знаю, какие кустарники здесь ядовитые? И куда вообще ведет эта тропинка?

Глубоко вздохнув, я задрала голову. Костер уже не проглядывался, и я позволила себе остановиться и выдохнуть, хорошо так. Заодно и посмотреть, с чем мы имеем дело. Луна — ладненько, хорошо, одна штука. Звезды — целая россыпь бриллиантовой крошки по ночному небу. Еще бы понять, что из них что… хотя одна феникс разница. Надо выходить к воде и идти по течению. И будет очень здорово, если я эту самую воду найду в ближайшее время! Пока меня не нашел какой–нибудь местный зверь, на этот раз не двуногий.

Какие здесь вообще звери водятся?

На этой мысли меня основательно пробрал мороз, и я шустро припустила сквозь кустики и между деревьев — там, где можно было пройти, не оставив половину себя на колючих ветках. Шустро в моем случае тоже было относительно, потому что в темноте в лесу можно и провалиться, и свалиться, и сломать себе что–нибудь, а это в мои планы не входило.

В мои планы входило вернуться живой и здоровой к Любе, бабушке и Вере, и высказать его императорскому величеству Фениксу все, что я думаю про их хваленую императорскую безопасность! Если у них медицина такая же, то сделка отменяется!

Увы, но удача, показав мне всю силу голоса алой сирин, вильнула хвостом и ушла, потому что шума бегущей воды я не слышала. Несмотря на то, что ночью в лесу все слышно еще лучше, чем днем — и это говорило о том, что я далеко от реки. Да что там от реки, хоть от какого–то мало–мальски приемлемого родника. Кроме собственного дыхания и биения сердца я улавливала лишь стрекот местных кузнечиков, игру ветра в листве и оглушающую тишину, когда все это на мгновение замолкало. Кажется, мое дыхание и сердце в такие моменты замолкали вместе с природой, и я превращалась в статую.

Куда же идти?

Стрекот прервался в очередной раз, и откуда–то сбоку раздался хруст. Очень быстро решивший мою дилемму. Для начала я просто замерла, а потом бросилась наугад, через чащу, как можно дальше от этого хруста. Бежала я примерно как первая жертва в фильме ужасов — беспорядочно, хаотично и, подозреваю, что с вытаращенными глазами, но очень быстро. О корягу не запнулась — и то ладно, получила веткой по лицу, запуталась в каком–то местном крыжовнике, дернулась.

Остановилась.

Хруста больше не было слышно, здесь даже стрекота почему–то не было, и шума листвы. Видимо, деревья были пониже, и их укрывали от ветерка более высокие, плотно стоящие собратья. Чаща и правда сгущалась, и я мысленно «похвалила» себя за вспышку паники. Впрочем, вспышка паники должна была произойти рано или поздно. Надо же было так… влипнуть!

Вот зачем я вообще побежала? Может быть, там был маленький зайчик! Или зайчиха с зайчатами…

А вот дыхание на моей щеке откуда?

Ладонь запечатала мне рот раньше, чем я успела его открыть. Меня с силой вдавили в мужскую грудь, а хриплый, будто простуженный, низкий голос рокотом отозвался во мне:

— Набегалась, сирин?

Я тяпнула его за ладонь изо всех сил, ответом мне были ругательства, но руку он не разжал, напротив. А еще вторую вдавил прямо мне в грудь, и под платьем словно огонь вспыхнул, стало нестерпимо жечь.

— Драконья печать! Когда сойдет, сможешь говорить снова, — донеслось сзади, а потом меня отпустили.

Я развернулась вихрем, наткнулась взглядом на мужчину — высоченного, широкого в плечах, с густой бородой. Густые брови нависали над глубоко посаженными темно–карими глазами, нос с горбинкой и волевой подбородок, и в довершение всего хищный прищур, который впивался в меня. Одет мужчина был как какая–то местная знать: дорогой камзол, рубашка, широкий кожаный пояс с тяжелой пряжкой, брюки и начищенные до блеска сапоги. А вел себя, как… как гопник из района, в который никому лучше не соваться после того, как стемнеет.

Я открыла было рот, чтобы сказать ему, куда он может идти, но не смогла произнести ни звука. Что… что за?!

— Я же сказал, что говорить ты не сможешь, — ухмыльнулся он.

Каламбурщик хренов!

— Или маленькую алую сирин не посвятили в тонкости местной магии? Драконья печать способна любого лишить магии на какое–то время. Даже такую, как ты.

Нет, об этом мне не сказали! Мне вообще много о чем не сказали. В частности, о том, что в этом мире за мной будут охотиться все кому не лень, и похищать направо и налево!

— Поэтому тебе остается только смириться. А сейчас раздевайся.

Чего?! А дубиной по голове?!

Не знаю насчет дубины, но палка, а точнее, отвалившаяся массивная ветка, которую я подхватила, по ощущениям весила столько же, сколько Люба, когда я в пять лет попыталась ее поднять.

Гопник в красивом прикиде усмехнулся еще более хищно.

— Да неужели? И что ты собираешься с этим