Нордау никогда не просил свою жену или дочь-протестантку перейти в иудаизм. «Почему они должны принимать религию, в которую не верю я?» – спрашивал он. При этом члены его семьи были лояльными и активными сионистами. Вскоре после этого дочь самого Элиэзера Бен-Иегуды вышла замуж за немецкого протестанта, жившего в Иерусалиме, который был ярым сторонником сионистского дела, особенно возрождения еврейского языка. Аналогичным образом в начале 1930-х годов великий еврейский и сионистский поэт Саул Черниховский эмигрировал в Палестину вместе со своей женой-христианкой и детьми. Некоторые были недовольны его разрывом с иудаизмом, но слава Черниховского как второго национального поэта после Хаима Нахмана Бялика затмила любое неприятие его семьи со смешанным вероисповеданием. Наконец, одним из ближайших соратников Жаботинского был полковник Джон Паттерсон, британский офицер, который стал командиром сионистского корпуса погонщиков мулов, а затем и части Еврейского легиона. После войны он оставался чрезвычайно активным участником сионистского движения, играя важную роль в миссиях по сбору средств в Соединенных Штатах. Многие сионисты, особенно правые, преклонялись перед ним. Они восхищались тем, что он не был евреем, вместо того чтобы задаваться вопросом, может ли нееврей быть частью сионистского движения.

После основания Государства Израиль одним из первых и наиболее важных решений стало принятие в 1950 году Закона о возвращении. После оживленных дебатов доминирующее светское большинство в Кнессете отвергло требование ортодоксов об определении евреев в соответствии с традиционными еврейскими законами. Согласно этим законам, евреями были только дети матери-еврейки и те, кто перешел в ортодоксальный иудаизм. В Законе о возвращении намеренно не уточнялось значение слова «еврей». Он начинался так: «Каждый еврей вправе репатриироваться в Страну».

Поначалу это не представляло особой проблемы. Большинство новых мигрантов прибывали из стран, где брак евреев и неевреев был редкостью. Если среди супругов изредка попадались неевреи (обычно это были жены), то государственные служащие, считавшие, что они соблюдают закон, записывали их как евреев. Однако после польского восстания 1956 года и его последствий для евреев в этой стране около 60 тысяч человек покинули Польшу и приехали в Израиль. В коммунистической Польше число браков евреев с неевреями было очень высоко. Естественно, что у значительной части новых эмигрантов были дети и супруги-неевреи.

Впервые идеология сионизма столкнулась со следствиями определения евреев как нации, а не как религии. Бен-Гурион был убежден, что супругов и детей – неевреев нужно принять как часть еврейского народа. В письме к «еврейским ученым» всего мира Бен-Гурион утверждал, что в диаспоре брак с неевреями приводит к «ассимиляции», или потере семей еврейским народом. Но он настаивал на том, что в Израиле все было наоборот. Нееврейские дети и супруги интегрировались в общество и политическую структуру Еврейского государства и упрочили его. Почти все ученые, которым он писал, настаивали, что Бен-Гурион был в корне неправ, что Еврейскому государству следует придерживаться традиционного пути определения еврейства по матери, чтобы сохранять единство еврейского народа по всему миру.

Ситуация обострилась с приездом в Израиль польского еврея Освальда Руфайзена. Он был ярым сионистом в довоенной Польше, сражался с нацистами, спасал евреев и во время войны добровольно стал католиком. Он стал одновременно монахом и священником. Но Руфайзен оставался сионистом и вступил в монашеский Орден кармелитов, так как его штаб-квартира находилась на горе Кармель в Хайфе. Когда ему наконец разрешили уехать из Польши, брат Даниэль, как теперь его называли, прибыл в порт Хайфы в длинной коричневой монашеской рясе с большим распятием на груди. Он хотел стать гражданином Еврейского государства как еврей по национальности и как католик по вере. Неудивительно, что миграционный офицер отклонил его просьбу. Руфейзен довел дело до Верховного Суда. Ирония здесь заключалась в том, что люди, желавшие, чтобы Еврейское государство жило по традиционным еврейским законам (Галахе), должны были признать, что брат Даниэль, безусловно, был евреем. Оба его родителя – и, что самое важное, его мать – были евреями. Хотя часть раввинов считала иначе, вековой иудейский консенсус заключался в том, что еврей остается евреем даже после обращения в другую веру.

На самом деле никто из судей Верховного Суда не верил в то, что в новом государстве должны главенствовать традиционные еврейские законы. Вопрос заключался в том, сможет ли Израиль принять в качестве еврея практикующего и верующего христианина, который твердо настаивал на своем праве быть как евреем, так и христианином, как сионистом, так и католическим священником. Большинство судей пришло к выводу, что так нельзя – человек необязательно должен быть иудеем, чтобы стать евреем в сионистском государстве, но он не должен исповедовать другую религию.

Для Израиля в целом, и для сионизма как его главенствующей идеологии, вопрос о том, кто является евреем в светском Еврейском государстве, продолжал оставаться дискуссионным. В более широком плане, государству и обществу приходилось сталкиваться с такими противоречиями между еврейским национализмом и иудаизмом, которые основатели сионизма не могли даже вообразить. Даже В. Е. Жаботинский был ярым противником религии. В своем завещании он писал, что его не волнует, похоронят его или кремируют. Он хотел лишь, чтобы его останки привезли в независимое Еврейское государство. Тем самым он нарушал абсолютный запрет еврейского законодательства на кремацию. Но важный вопрос об отношениях между сионизмом и иудаизмом полностью пересмотрели после Шестидневной войны в июне 1967 года.

Глава 8

Национализм и мессианство (1967–1977)

В 1964 году в Иерусалиме произошло значимое событие. Новый премьер-министр Леви Эшколь, давний член «Мапай», разрешил перезахоронение останков В. Е. Жаботинского, умершего в 1940 году в штате Нью-Йорк, в Иерусалиме. Были проведены государственные похороны. Жаботинского с воинскими почестями проводили в последний путь на горе Герцля, месте захоронения героев сионизма, начиная с Герцля.

В сотне километров оттуда, в сельском пустынном анклаве Сде-Бокер, жил Давид Бен-Гурион. Он кипел от злости. Десятилетиями Бен-Гурион ожесточенно боролся с Жаботинским и его идеологией, сочетавшей в себе милитаризм и непринятие любого разделения Палестины. Жаботинский был убежденным антисоциалистом, выступал за капитализм и против экономической и социальной политики профсоюзов. Однако в то время государственные похороны Жаботинского казались довольно незначительным событием. Эшколь пытался исправить мелкую историческую ошибку, а также снизить враждебность между «Мапай» и «Херутом».

Однако в ретроспективе это событие оказалось первым шагом в зарождении двух связанных между собой процессов. Социализм в рядах рабочих сионистов партии «Мапай» терял популярность. Они стали поддерживать более центристскую экономическую и социальную политику. Партия «Херут» и ее глава Бегин перестали быть маргиналами. Они начали принимать активное участие в политической жизни Израиля.

Эти события стали незначительными побочными эффектами самого важного явления в истории Израиля во второй половине ХХ века – победы в Шестидневной войне в июне 1967 года и последующей оккупации Западного берега, Голанских высот, сектора Газа, Синайского полуострова и восточного Иерусалима.

Об этой войне и ее итогах написаны десятки книг и статей. Одни восхищаются эффективностью военных, другие считают возвращение библейских земель еврейскому народу Божьим чудом. Третьи утверждают, что превентивный удар Израиля по арабским войскам был лишь предлогом для начала заранее спланированного захвата палестинских территорий и населения во имя порочной колониальной политики усиления сионистского государства любой ценой.

Во-первых, важно принять во внимание ближневосточный контекст. В конце мая – начале июня 1967 года на Эшколя оказывали давление и принуждали ответить на решение египетского президента Насера о закрытии Тиранского пролива для израильских судов. Израиль и большинство других стран посчитали такой поступок объявлением войны.