Глава 11

— Штыба, молодец, важная дата, а давайте устроим общешкольное собрание, посвящённое рупору всех комсомольцев — газете «Комсомольская правда». Анатолий хорошую идею предложил! — сказала она.

Ясно, опять подарок от комсомола! Зиночка выполняет поручение написать на меня характеристику на отлично. Я сразу понял куда ветер дует. Конечно, мы проголосовали за инициативу комсомольца Анатолия Штыбы.

На последних двух уроках по труду мы корпели опять над шахматами, и после окончания уроков Сусана нам зачитал оценки, где у меня неожиданно оказалась четверка. Ни одной четверки за год не было, было штук пять троек, и как так вышло? Да как-как — у Сусаны и так полно косяков, чтобы не делать ещё один новый, идя против воли директора. Удалось осмотреть и проводку, вроде всё в порядке, но я заметил самодельный обогреватель у трудовика, обмотанный черной изолентой, уже затвердевшей от температуры. Когда все собирались домой, а трудовик вышел по своим делам, я быстро подрезал это устройство, буквально разломав его на куски. Не видел никто, кроме Кондрата, но он лишь подмигнул мне. Сто процентов решил, что хулиганю, а не спасаю школу от пожара, а гореть в помещении есть чему — полно дерева и лаков. В прошлой жизни помогло, что был день и пожар заметили сразу. Вечером я услышал новость по телевизору — СССР организует соревнования «Дружба-84», причем диктор подчеркнула, что это не замена олимпиаде. Эх жаль, я не помню результаты, не очень интересовался, меня тогда больше футбол интересовал.

Блин! Да твою мать! Футбол! В восемьдесят четвертом году, уже скоро, будет чемпионат Европы по футболу, и я смотрел все матчи, и все помню. Интересно, а ставки делают на матчи в СССР? Я в упор не помню. Спортпрогноз появился позже, я это знаю. Совок долбаный — как заработать честному инсайдеру?

В пятницу утром я шел в школу в приподнятом настроении — на следующей неделе в школе последний звонок, потом экзамены и свобода! И даже поставленная директором на место историчка не испортила мне его. Годовые оценки — у меня трояк, а вот Вере Архаровой, всё-таки, поставила пятёрку. Я проинструктировал всех ещё раз насчёт днюхи, которую решил начать в час дня. И меня вызвал директор.

— Значит так, Штыба, сейчас едем в город в больницу к Виктору Семеновичу. Он тебя лично хотел поблагодарить, — огорошил меня он с порога.

— Может мне костюм надеть? — предложил я.

— Не надо, — поморщившись, ответил директор после некоторого раздумья. — Мы уже сказали, ты простой парень, не балуешь хорошими оценками, но инициативный и справедливый. Твоя идея с «Комсомольской правдой» хороша, и характеристика тебе будет неплохая. Да и халат там дадут, уверен.

Едем на уазике в районный центр, город был у нас километрах в шестидесяти, но плохие дороги заставили нас ехать часа полтора, я даже поспал немного, укачало. В больнице, как и пророчил Николай Николаевич, нам вручили халаты, и мы поднялись на второй этаж в палату к больному. Против ожидания он куковал в помещении не один. Палата была на двоих, но просторная с умывальником и небольшим холодильником «Минск». Второе место было обитаемо, но соседа не видно в палате. Может на процедуре. Директор при виде Виктора Семеновича даже стал меньше и говорить стал совсем по-другому — уважительно. Больной выглядел просто героически! Обвязанная голова в пропитанных какой-то мазью бинтах придавала ему вид красного командира раненного в боях. Рука, согнутая в локте и висящая на повязке, говорила о том, что и другие раны его мучают. Лицо у дядьки было открытое, чистое, и улыбнулся он мне, как показалось, искренне, совсем по-гагарински — открыто. Короче, красавец мужчина лет пятидесяти, может чуть меньше.

— Так вот ты какой, Штыба! — улыбнулся он мне. — А ведь мой отец с твоим предком вместе воевали в гражданскую, — удивил до ступора он меня.

Это он про какого родственника? Насколько я знаю, наша фамилия происходит от угольных отходов у нас в области. Так называемый штыб. Близлежащая Новочеркасская ГРЭС работала именно на штыбе — мелкой угольной пыли.

— Что не знаешь про предков? Это плохо. А вот бабушка твоя в курсе. Что же она внуку не рассказала? — попенял бабуле коммунист. — Штыб Семен Митрофанович — твой дед двоюродный. Жаль, рано погиб, но на Кавказе его до сих пор уважают и даже площадь назвали его именем во Владикавказе. Бабка твоя — родная его сестра.

Я вспомнил, что когда я родился, мама не жила с отцом, и дала мне свою фамилию, а потом года в два они сошлись и стали жить вместе. А вот бабушка моя Светлана Митрофановна мне ничего не рассказывала, хотя, если честно, я вообще не интересовался её прошлым. Видя, что я задумался, Виктор Семенович продолжил.

— Я, когда узнал кто мне помог, сначала и не поверил, ведь твой дед спас моего отца в своё время. Да и ты молодец, не растерялся, и потери крови уменьшил, и от сотрясения правильно действовал, — несколько неуклюже похвалил меня он.

— А как Вы себя чувствуете? — спросил я, не зная, что и говорить.

— Да уж лучше, чем Бубликов, — засмеялся пострадавший, процитировав фразу из популярного кинофильма «Служебный роман».

Мы с директором подхалимски хихикнули.

— Ещё хочу сказать спасибо, что заметил яму на обочине, из-за которой я и попал в аварию, а то поползли слухи, мол, я чуть ли не пьяный был, — сказал Виктор Семенович и посмотрел на меня.

— Это от дедушки пахло, с которым мы Вас перевязывали, наверное, поэтому и сказали так, — не подвёл его ожидания я, проявив настоящую мудрость, и судя по тому, что сопения Николай Николаевича за спиной стало тише, я попал в точку.

Дальше заведущий отделом в Ростовском обкоме КПСС внимательно выслушал мои планы на жизнь.

— Значит, десятилетку не хочешь закончить, — подытожил зам отдела, глядя на сидящего по стойке смирно (вот уж никогда бы не подумал, что так возможно) директора школы. Есть и другой вариант — вечерняя школа, а потом ВУЗ. С работой и жильем я помогу.

— Неожиданно, — признался я. — Надо дома посоветоваться.

— Ну и отлично, подвел итог мой благодетель и оставил свой домашний номер телефона в Ростове.

Едем обратно, я опять заснул, и разбудили меня около дома. Директор попрощался, и я потопал домой, где меня уже потеряла бабка.

— Куда пропал? И кто