в комнате, где раньше жил Леон. В том кресле, в котором она всегда сидела, когда он здесь жил. С тех пор, как он уехал, она приходила сюда каждый день и сидела по несколько часов, прячась ото всех. Она даже приносила сюда свои книги и тетради, чтобы не сидеть совсем уж без дела. Здесь ей было уютно, пусть никого сейчас и не было. Уютно оттого, что здесь раньше был кто-то, с кем можно было поговорить, кто-то, кто хорошо к ней относился, несмотря на все шуточки в её адрес.

Эта комната была на втором этаже её усадьбы, недалеко от её личных комнат. Этот этаж был её личным этажом — этажом, куда советник Дэмис не заходил и даже разрешал ей не носить здесь браслет.

Ванесса глянула на свою руку — браслета не было. С тех пор, как здесь поселился Леон, это стало её привычной — периодически украдкой проверять, на ней ли браслет. Она боялась случайно на радостях забыть его снять и прийти в нём к Леону — прийти в её оковах, которые слышали любые разговоры вокруг неё и передавали советнику её эмоциональное состояние. Оковах, которые могли сделать её жизнь невидимым ни для кого адом в любое мгновение.

Ванесса до сих пор не знала, зачем советник дал ей такую «вольность», но благодарна была хотя бы за это.

На своём этаже она и поселила Леона, чтобы у неё была возможность с ним общаться, как и раньше, когда её родители ещё были живы. Правда, общением это тогда было сложно назвать: о чём могут говорить дети, когда одной пять лет, а другому — десять? Дразниться разве что.

Сейчас Ванесса думала, что она уже достаточно взрослая, чтобы можно было с ней о чём-то поговорить. Однако Леон этого в упор не замечал и всё продолжал общаться с ней, как с пятилетней, а не как с одиннадцатилетней. Никого другого, с кем бы она могла свободно поговорить, у неё не было, вот она и терпела все его выходки…

«А теперь и его нет», — грустно думала девочка.

Когда никто её не видел, она позволяла себе грустить. Когда видели, могли доложить советнику Дэмису, и если ему начинало не нравиться её поведение, то он её жестоко наказывал — жестоко и незаметно для окружающих.

Ванесса не знала, как именно действует браслет, но от этого ей легче не становилось. Если советник был слегка недоволен, она чувствовала жжение в руке под браслетом — словно от ожога, но это жжение не оставляло никаких следов на коже. Если от огня можно было сразу отдернуть руку, то от браслета никуда деться было невозможно.

Если Советник был сильно недоволен, то жжение от браслета растекалось по всему телу. Ванессе казалось, что она горит заживо, но кричать она не могла — браслет не давал. От невыносимой боли она просто падала в обморок, и все считали, что у неё просто слабое здоровье.

Про браслет не знал никто, кроме неё и советника. Это был их тайный уговор в тот день, когда Советник убил её родителей. Правда, и уговором это было назвать сложно: о чём можно договориться с пятилетней девочкой? Советник просто надел на неё браслет и сказал, что теперь она должна всем говорить, что он спас её от убийц её родителей. Иначе будет больно. Как именно больно — он тут же ей продемонстрировал, активировав браслет. Ванесса беззвучно орала и вскоре потеряла сознание.

Когда она очнулась в своей кровати и увидела на себе всё тот же браслет, то просто решила вообще не говорить. Год не разговаривала, ходила везде, как тень.

Когда ей исполнилось шесть лет, она вновь понадобилась советнику, и начать разговаривать «пришлось», а с этим — учить этикет и всё прочее, что положено знать графине, чтобы уметь себя правильно держать в обществе.

Ванесса посмотрела на песочные часы на столике перед ней и поняла, что пора возвращаться к себе. Она закрыла ненавистную книгу по этикету, которую уже час держала открытой на одной и той же странице, встала и вышла из комнаты. Сегодня ей было особенно грустно. Её даже не пугало возможное наказание за невыученный урок — ничего не хотелось делать, она и не делала. Делала вид, что делает — для других, но для себя ведь «вид» не сделаешь.

Она не спеша и грациозно зашла в свою комнату, закрыла за собой дверь, бросила взгляд на столик для писем и бросилась к нему со всех ног.

«Письмо!!! От Леона!!!»

На зелёном конверте красовалась печать с личным гербом Леона Мэйнера.

Ванесса быстро распечатала конверт, достала письмо, пробежалась глазами по четырём коротким строчкам, перечитала их ещё два раза… И разрыдалась… Бесшумно… Как обычно… Только теперь её жёг не браслет, а что-то невыносимо кололо в груди. Ванесса не знала, что это, но было очень больно и перехватывало дыхание.

«Сбежал… — думала Ванесса. — Я ведь не так много попросила… Зачем ты так?.. За что?.. Я ведь тебе помогла спасти твоего друга… А ты? Ушёл… Обещал скоро вернуться… Ушёл ещё дальше… Сбежал…»

Ванесса ещё раз перечитала письмо:

Привет, Несси!

Я нашёл способ научиться летать на грифонах.

Сейчас нахожусь в Марингерде. Когда вернусь, не знаю.

Леон

Впервые в жизни Ванесса разозлилась — разозлилась по-настоящему. Разорвала письмо, бросила его на пол и потопталась по нему ногами.

«Сказал бы сразу, что не сделаешь этого! Зачем меня обманывать⁈ Я ждала-ждала! Сколько можно ждать⁈ Не хочешь помогать⁈ Я сама себе помогу!!!»

Ванесса дождалась глубокой ночи, переоделась в костюм для верховой езды и меховую куртку и решила выскользнуть из усадьбы.

С балкона второго этажа на простынях она, конечно, и не думала спускаться — она была умнее: чтобы обойти стражу, она пошла коридорами для слуг. Никого не встретила и даже нашла по дороге чей-то забытый плащ и в него завернулась.

Из усадьбы она выскользнула без проблем. На тёмных дорожках парка тоже вполне успешно затерялась. Казалось, что сама ночь на её стороне: на небе были тучи, и снег не скрипел под ногами. А вот выйти через центральные ворота оказалось проблемой — они были закрыты, и там стояла стража.

Ванесса не сдалась и пошла обходить стену парка по протоптанной в снегу дорожке вдоль неё, в надежде её где-то перелезть. Никаких деревьев рядом со стеной не росло, лианы по ней тоже не ползли… Ванесса всё равно не