– Добрый день, – сказала она слишком близко к микрофону, из-за чего ее голос зазвучал слишком громко, да еще из микрофона раздалось оглушительное шипение, заставившее толпу замолчать. На мгновение она застыла, меняя позу, прежде чем продолжить. – К настоящему времени большинство из вас, вероятно, уже видели статью, напечатанную обо мне в «Новостях Новых Афин» моей бывшей коллегой.

Персефона не хотела называть имя Хелен, хотя знала, что ее заявление в любом случае привлечет больше внимания к ее бывшей подруге. Она могла лишь надеяться, что то, что она скажет, поставит под сомнение достоверность слов Хелен.

– Во-первых, я хотела бы сказать, что это правда, что я скрывала от вас, кто я такая. – Голос Персефоны дрожал, когда она говорила, и она сделала паузу, чтобы перевести дыхание. Следующую фразу она произнесла с гораздо большим спокойствием и уверенностью: – Я богиня весны.

Раздались одобрительные возгласы и аплодисменты, но были также свист и гневные выкрики: Обманщица! Лгунья!

Персефона проигнорировала их и продолжила:

– Я уверена, что многие из вас были удивлены, узнав, что у Деметры есть дочь, но моя мать не хотела делиться мной с миром. Она держала меня взаперти в стеклянном доме, лишив меня друзей и поклонников. В восемнадцать лет я убедила ее позволить мне поступить в колледж. Я до сих пор не знаю, почему она согласилась, но, думаю, ее успокаивал тот факт, что я была бессильна – это было так. Я не могла заставить даже цветок распуститься по моей воле. Могла ли я стать богиней, если у меня не было ни одного из качеств, которые, как предполагалось, делали меня божественной? Итак, когда я впервые попала в мир смертных, я почувствовала себя одной из вас.

И мне это понравилось. Я не хотела оставлять этот мир, но иногда ты должен идти к своей цели, а я была призвана к своей.

Потребовалось время, но Аид был терпелив. Он оживил ее магию, показав ей, что божественность – это нечто большее, чем сила. Это доброта, сострадание и борьба за людей, которых ты любишь.

От этой мысли на глаза у нее навернулись слезы.

Она замолчала, чтобы прокашляться.

– В мои намерения не входило причинять боль или вред, и мне жаль, если вы чувствуете себя обманутыми моими действиями. Я знаю, сейчас вы, должно быть, думаете, что мы живем в разных мирах, но в течение долгого времени я чувствовала себя смертной. Даже сейчас я не прошу о жертвоприношениях, алтарях или храмах, возведенных в мою честь. Я всего лишь прошу дать мне шанс стать вашей богиней, доказать, что я достойна вашего поклонения. Спасибо вам.

Персефона сошла с трибуны, когда раздался хор голосов.

– Персефона, кто твой отец?

– Покажи нам свой божественный облик!

– Когда Аид узнал о твоей божественности?

– Леди Персефона не будет отвечать на вопросы, – сказала Сивилла в микрофон. Меконнен и Энцо закрыли ее от посторонних глаз, а Левка встала рядом с ней.

Толпа ревела, и большинство голосов были неразборчивы, но до ее ушей донеслись несколько злобных слов – песнопение, от которого кровь застыла у нее в жилах.

– Смерть всем богам! Смерть всем богам! Смерть всем богам!

Глава VIII. Аид

Аид тащил очередной кирпич. Суставы ныли от долгой трудной работы. У него болела спина, когда он поднимал тяжелый глиняный блок с древнего пола к высокой стене лабиринта. Там он добавил его к последнему ряду ступеней, которые успел построить. Аид надеялся, что по ним он сможет добраться до верха стены и сориентироваться, чтобы спланировать побег.

Он не знал, как долго уже работал здесь, но вкус Персефоны на языке подстегивал его. Ему не хотелось долго размышлять о том, как она оказалась перед ним тогда, в полуяви-полусне, но если Тесей намеревался помучить его, ее вид произвел совсем противоположный эффект.

Я буду вынимать по камню из кольца твоей любовницы каждый раз, когда ты будешь останавливаться, – пригрозил он.

Но Аид не прекращал работать, он просто выбрал другую цель. Аид не питал иллюзий. Он знал репутацию лабиринта Дедала. Даже сам знаменитый архитектор едва ли мог не заблудиться в своем собственном творении – такова была глупость человека, создавшего то, что его уничтожило.

Поэтому Аид не пытался отыскать выход внутри лабиринта. Лучше было попробовать сориентироваться сверху, чем заблудиться в почти неразрешимой ловушке. Аид понимал, что лабиринт Тесея будет еще сложнее. Возможно, он даже сделал так, чтобы из него невозможно было выбраться. Но Аид должен был попытаться.

Если бы только он был в полной силе…

Если бы ты был в полной силе, тебя бы здесь не было, – огрызнулся он сам на себя.

Бесполезно было думать о том, что он мог бы сделать с помощью магии. С этой сетью, обернутой вокруг его тела, он был, по сути, смертным. Он никогда так остро не ощущал физическую боль, никогда полностью не осознавал тяжесть чего-либо, кроме Персефоны.

Всегда Персефона.

Его жена и царица.

Он начинал беспокоиться, думая о ней. Тесей сказал, что в последний раз, когда он видел ее, она столкнулась с Деметрой. Что же произошло после их столкновения? Он ненавидел себя за то, что не знал, ненавидел за то, что ничего не чувствовал за пределами этой тюрьмы. Даже если бы он был свободен от сети, это не имело бы значения. Это место было сделано из адаманта – этот камень подавлял его магию.

Тесей все продумал, когда готовил свою ловушку, и, возможно, именно это беспокоило Аида больше всего, потому что он знал, что Персефона придет за ним. Тесей тоже это знал, и Аид никогда не простит себе, если она окажется в этом аду.

Эта мысль придала ему решимости, и он начал подъем. Он сделал ступеньки крутыми, они шатались у него под ногами. Чем выше он поднимался, тем сильнее цеплялся за следующий камень, как будто это могло уберечь его от падения. Это была еще одна вещь, о которой он никогда особо не задумывался, но теперь боялся – упасть, почувствовать боль.

Его мышцы напряглись, словно в предчувствии неудачи.

Добравшись до верхней ступеньки, он поднялся на дрожащие ноги, скользя ладонями по грубому камню, дотянулся до верха стены. Он попробовал край на прочность и подтянулся, руки его тряслись. Когда ему удалось лечь грудью и животом на стену, он зацепил раненый бок.

– Дьявол! – рявкнул он, почувствовав жгучую боль, процедил что-то сквозь зубы, подтянулся всем телом к стене и рухнул.

Какое-то время он лежал, тяжело дыша и обливаясь потом, затем сел, прижав к ране руку, скользкую от крови, и оглядел лабиринт. Он надеялся, что с этой точки обзора у него появится представление о том, как выбраться из этой чертовой ямы, но перед ним