Ещё раз поглядел на все эти очереди, вспомнил благословенные кассы самообслуживания в супермаркетах, затосковал. С другой стороны, будь здесь кассы самообслуживания, спёрли бы весь ассортимент магазина вместе с кассами, это не троллейбусный билетик, в конце концов.

Спросил у старушки в белом платочке, где ближайший универмаг, получил подробный и чёткий ответ, направился прямо туда. Как минимум, мне нужна была бритва, чтобы убрать этот мерзкий чёрный пушок под носом.

В хозяйственном отделе, к счастью, таких очередей не было, хотя постоять всё равно пришлось. Купил обычную тэшку с карболитовой ручкой и несколько лезвий к ней, помазок, мыльный крем, огуречный лосьон. Хотел было купить одеколон, чтобы пахнуть не советским школьником, а элегантным джентльменом, но пожадничал. Буду пахнуть огурчиком, тоже неплохо.

На улице обнаружил неподалёку светло-серый автомат с газировкой. В магазине мне всё равно сгрузили горсть мелочи, так что я решил потратить три копейки на воду с сиропом из общественного гранёного стакана. На стакане явно просматривались отпечатки пальцев. Я ополоснул стакан в автомате, протёр его рукавом, прежде, чем наливать туда газировку. Почему-то вспомнил безлимитные напитки в ресторанах фаст-фуда и на фудкортах торговых центров, когда покупаешь стакан, а подходить и наливать можно что угодно и сколько угодно. Задался вопросом, какой подход больше соответствует коммунистической идеологии, но ответить на него не успел. Автомат выплюнул порцию сиропа и налил полный стакан воды.

Вкус и правда оказался «тем самым», давно позабытым. Ничуть не хуже многообразия газировок из супермаркетов.

Снова прошёл мимо ДК Маяковского, поглазел на афиши. В большом зале крутили ещё и кино. В субботу обещали показать «Мы из джаза» и «Арабеллу — дочь пирата». Появилась мысль сходить и посмотреть давно забытую классику, но ходить в кино одному как-то не комильфо. Я же не Трэвис Бикл из фильма Скорсезе. Попробую завтра позвать Варю, фильм про джаз должен ей понравиться.

Возле ДК сновали туда-сюда пионеры, несколько раз замечал музыкантов с инструментами, но опять же, приставать к незнакомым людям я не хотел. Отправился домой.

Дома с порога вновь был отправлен на улицу, вынести мусор, который изрядно пованивал в своём ведёрке с газеткой на дне. Ни мешков с затяжками, ни даже полиэтиленовых пакетов из ближайшего супермаркета, к сожалению, не завезли.

Когда вернулся, принялся за бритьё, пока матушка не вернулась с работы. Кем именно она трудится на молокозаводе, я пока так и не выяснил, но вряд ли товароведом или директором. Самая обычная советская работница.

Почувствовал почти физическое облегчение, когда избавился от этих девственных усиков. Не усики, блин, а пропуск в трусики. Без них лицо сразу стало казаться гораздо симпатичнее и серьёзнее, хотя юношеская, почти детская округлость никуда не исчезла. Я разглядывал себя в зеркало несколько минут, так и не в силах привыкнуть к своему новому облику. И я сейчас не о сбритых усах.

Нет, черты лица были довольно правильными. Голубые глаза, тонкий прямой нос, чуть пухловатые губы, острый кадык. Симпатичный, в целом, парень. Не гроза девичьих сердец, конечно, но и не урод, есть над чем поработать. Но привыкнуть к тому, что это я… Пока не удавалось.

Сёстры издалека глядели на то, как я верчусь перед зеркалом. С уроками они закончили и теперь гладили форму и галстуки.

— Саш, Саш, куда прихорашиваешься? — спросила бойкая Таня.

Лиза прыснула в ладошку.

— Невесту нашёл? — добавила Таня, и захихикали уже обе.

— Пока нет, — сказал я.

— Жениха? — хихикнула Лиза.

— Щас получите обе, — пригрозил я.

Обе сестры продолжили смеяться, но угроза подействовала.

— Вы тоже, вон, красоту наводите. Для женихов? — спросил я.

— Фу! Ты чего⁈ Мы с мальчишками… Они же тупые! — воскликнула Таня.

— Глупые, — добавила Лиза. — И дерутся.

— За косички дёргают? — засмеялся я.

— Да, и это тоже, — сказали обе.

— Это значит, что вы им нравитесь, — просветил я.

Девочки переглянулись, скривились от отвращения, Лиза даже изобразила, будто её тошнит.

— Врёшь, — заявила Таня.

— Не-а, — ухмыльнулся я.

Молодец, Александр Сергеевич, одолели в споре двух четвероклассниц, возьмите с полки пирожок.

Вдруг зашебуршал ключ в двери, в квартиру ввалилась усталая мать, нагруженная сумками и Максимушкой. Я вышел её встретить, помочь разобрать сумки, прямо как в детстве. Тогда, конечно, я разбирал их, надеясь найти внутри что-нибудь вкусненькое. Сейчас же искренне хотел помочь.

— Сашка! Ну-ка, стой, — произнесла мать, вглядываясь в моё лицо.

Максимка убежал в комнату, изображая из себя самолёт-кукурузник.

— Стою, — сказал я.

— Ты пошто усы сбрил? — недовольно хмыкнула мать.

А с этим-то что не так? Бред какой-то.

— Надоели, — сказал я, вынимая из авоськи ещё один треугольный пакет с молоком.

— Ну и зачем? Теперь бриться каждый день придётся! — всплеснула руками она.

— И что? — не понял я.

— Ничего… — пробормотала мать. — Взрослеешь…

— Пора уже, — сказал я.

Когда с сумками было покончено, глава семейства отправилась проверять выполнение домашних заданий, которые она нарезала всем с утра. Сегодня она как-то более благосклонно воспринимала окружающую действительность, без истерик и скандалов, хотя я, да и сёстры тоже, опасались, что от любой искры мать может вспыхнуть, как спичка.

Но сегодня всё обошлось. Она посидела немного на тахте, вытянув ноги, выгнала меня из комнаты, переоделась, вздохнула, вернулась на кухню, где принялась за свои обычные хлопоты. Мне стало её по-человечески жалко. Я всю жизнь положил на то, чтобы не работать, а заниматься любимым делом, музыкой. И теперь наблюдать за тем, как человек страдает в колесе бесконечной рутины, было как-то не по себе.

— Саша! — позвала меня из комнаты Таня. — Тут Максимка за гитарой полез!