Я не знаю, куда деться от стыда.

И не понимаю, почему чувствую себя так, словно целовалась не со своим парнем, а с чужим мужчиной. Почему чувствую себя так, словно совершила грех, за который мне в аду уготована отдельная сковорода и персональный костер.

Все дело во взгляде Дениса. Эти черные глаза смотрели на меня с таким... отвращением и разочарованием, что, когда мы оказываемся возле лифта, я быстро достаю из сумочки пачку влажных салфеток и жестко, до боли, вытираю губы. Я почти не пользуюсь помадой, а в первый рабочий день пришла вообще с обычным гигиеническим блеском для губ, но прямо сейчас я хочу стереть поцелуи Саши, как будто они впечатались в мою кожу темными несмываемыми чернилами.

Как это возможно? Минуту назад я была в объятиях красивого мужчины, плавилась от счастья и чувствовала те самые крылья бабочек в животе, а сейчас мне невыносимо стыдно за это.

Краем глаза замечаю, что Денис наблюдает за моими действиями - и его лицо становится еще более непроницаемым, а взгляд полностью подчиняет меня своей воле. На какое-то мгновение я даже пошевелиться не могу, абсолютно обездвиженная его животиным магнетизмом. Если бы за эту минуту с нами случился фильм ужасов и Денис достал из кармана опасную бритву, чтобы полоснуть по моему горлу, я бы даже руки не вскинула, чтобы защититься.

Когда двери лифта медленно расползаются перед нами, Ван дер Мейер хватает меня за локоть и буквально вталкивает внутрь, словно имеет право обращаться со мной, как с вещью. Я пытаюсь вырваться, но пальцы сжимаются еще сильнее, вынуждая меня вскрикнуть от боли.

- Что такое, Одуван, думаешь, раз поелозила тряпкой по губам, то теперь все в шоколаде? - Он толкает меня к стенке лифта, распиная на холодной поверхности, словно преступницу перед казнью. Наклоняется к моему лицу, рукой надежно фиксируя мою голову, чтобы я даже отвернуться не могла. А когда закрываю глаза, громко рявкает: - Смотри на меня или я тебя тут и трахну, и, поверь, это не лучшая идея для маленькой девственницы!

Пытаюсь напомнить себе, что я живое думающее существо, что у меня есть воля и разум. И, в конце концов, я не просто девочка с улицы, чтобы так со мной обращаться, и не одна из его шлюх, но мои глаза открываются сами собой.

И это - моя худшая ошибка за все последнее время.

Потому что сейчас мы смотрим друг на друга, и между нами нет ни капли свободного пространства. Мы притрагиваемся друг к другу носами, как два зверя в слишком тесной клетке, и я не знаю, делаю ли я это потому что нет выхода, или потому что хочу этого плотного контакта.

Мне кажется, что даже если мы ним захотим отодвинуться друг от друга, это все равно будет невозможно, потому что между нами какие-то невидимые неразрывные шелковые нити, кокон, в котором постепенно становится все меньше воздуха. И лифт ползет мучительно медленно, словно одновременно с нажатием кнопки нужного этажа Денис запустил специальный замедляющий механизм.

- Отодвинетесь от меня, - прошу к своему стыду почти униженно слабым голосом, потому что мы оба прекрасно знаем - никакие попытки вырываться силой не принесут успеха. Я только раззадорю великана, дам повод привести в исполнение угрозу.

Только сейчас, как удар молнии в лоб, до меня доходит, что он сказал о моей невинности. Откуда?.. Мысли взрываются от когнитивного диссонанса: эти вещи точно не пишут в колонке сплетен местных новостей, и я никому не говорила об этом, кроме…

- Знаешь, - кончиком носа Денис чертит линию вдоль по моей щеке, до самой шеи, - мне начинает нравиться твое «выканье». Меня это возбуждает. Может быть мы попробуем его, когда ты будешь подо мной. Формулировка «Отымейте меня грубее!» меня вполне устроит.

Я так оглушена мыслями о том, почему и при каких обстоятельствах Саша рассказал брату о том, что я никогда и ни с кем, что на какое-то время выпадаю из реальности. Даже не понимаю, что происходит, пока лифт не останавливается, и Денис за руку выволакивает меня в пустой полутемный коридор. И даже несильно встряхивает.

- Бля, Одуван, что на хрен опять не так? - Темные глаза наполняются злостью, губы складываются в тонкую злую линию. - Успокойся уже, я не собираюсь заниматься с тобой сексом... прямо сейчас.

Это нарочно уточнение окончательно приводит меня в чувство, и я грубо, наплевав на правила приличия и даже на женское достоинство, выдергиваю руку, хоть это стоит мне резкой боли в плече. Теперь уже Денис удивляется, потому что на время мы оказываемся у противоположных стен коридора, и я делаю все, чтобы он понял: прямо сейчас лучше не начинать рассказывать, какая я «желанная и трахательная».

- Что такое? - немного сбавив градус нашего странного разговора, спрашивает Ван дер Мейер. - Слушай, я взрослый мужик, последний раз я говорил женщине «давай займемся любовью» еще в десятом классе - и тогда мне ни хуя не перепало за эти розовые сопли. Так что я запомнил урок и стал четче озвучивать свои мысли. Прости, что не готов рушить фундамент своего мировоззрения даже ради твоей классной задницы.