вздрогнул и открыл глаза. Он задремал в продавленном кресле в холодном и неуютном номере гостиницы, книга выпала из рук, и звук ее падения разбудил подполковника. Он потянулся, потряс головой, прогоняя сон, поднял упавшую книгу. Как многие сотрудники уголовного розыска, Знамин не любил детективы, исключения делал только для написанных бывшими коллегами, знающими о розыске не понаслышке. Николай Леонов как раз был таким коллегой, много лет проработавшим в МУРе[38] и вышедшим в отставку в звании капитана в шестьдесят третьем. Знамин лично с Леоновым не был знаком, в то время он еще бегал по району безусым лейтенантом, но об опере Леонове, грозе домушников и мошенников, мастере спорта и капитане сборной Союза по настольному теннису, конечно, слышал. Выход старшего оперуполномоченного Леонова в отставку наделал тогда много шума, говорили разное, однако появление через пару лет на книжных полках повести писателя Леонова «Приступить к задержанию» не только стало сюрпризом, но и расставило все по местам. Знамину нравился стиль Леонова, вдумчивое и неспешное повествование, мудрые и правильные мысли, которые автор выражал устами своих героев, и самое главное, нравился главный герой, сыщик-интеллектуал Лева Гуров[39]. Знамин никому, даже ближайшему другу и начальнику, полковнику Стасову, не признавался, что часто мысленно советовался с Гуровым, спрашивал, одобряет литературный коллега его действия или нет.

Обычно беря книгу, Знамин отрешался от всех проблем, погружался в текст, по несколько раз перечитывая понравившиеся абзацы, делая заметки карандашом на полях. Но сегодня день не задался с самого утра, все шло наперекосяк, и книга не увлекла. Он даже не помнил, о чем прочитал и на каком месте остановился. К тому же уснул за чтением, что немудрено: рано утром, в полпятого по-местному и глубокой ночью по Москве, его разбудили. В области в частном доме милицейский патруль обнаружил труп молодой женщины. Решили, что это новая жертва маньяка. При проверке на месте оказалась обычная бытовуха: муж в приступе белой горячки изрубил жену топором. Пока ездили за город с капитаном Скворцовым, прикрепленным к нему вместо убывшего куда-то Шастина, в областном центре на самом деле обнаружили очередную жертву. Теперь уже не было сомнений в том, что «поработал» маньяк. Когда после осмотра места преступления Знамин со Скворцовым вернулись в управление, капитан обнаружил в своей почте письмо без обратного адреса и подписи. Текст был набран на печатной машинке. Неизвестный сообщал, что разыскиваемый милицией молодой мужчина в очках и черном вельветовом пиджаке — это не кто иной, как врач скорой помощи Андрей Сергеев, проживающий в общежитии вместе с женой Оксаной Шуровой. И если в комнате Сергеева провести обыск, то найдется много интересного. Только нужно торопиться, потому что Сергеев — тип хитрый и изворотливый и скоро от улик избавится.

К анонимкам подполковник Знамин так же, как и его любимый литературный герой, относился брезгливо и с недоверием. Он еще мог понять доведенного до ручки заключенного, анонимно жалующегося на руководство колонии. Но если ты честный, свободный человек, хочешь помочь милиции задержать опасного убийцу, то приди и расскажи все, что знаешь. Это, в конце концов, твой гражданский долг. Не хочешь или не можешь прийти — напиши, но представься. За годы работы Знамин не раз имел дело с анонимками, и каждый раз изложенное в них искажало действительность, уводило следствие в сторону. В то же время установление автора письма облегчало поиск преступника. Потому что автор анонимки, как правило, прекрасно знал ответы на вопросы следствия.

Но капитан Скворцов, хоть и назвал письмо «телегой без подписи», предубеждениями не страдал. Прочитав текст, он радостно потер руки и на недоуменный взгляд подполковника пояснил:

— Мне этот докторишка сразу не понравился, это же он к первой жертве выезжал. Наверняка вызов себе подстроил, чтобы какую-нибудь важную улику забрать…

И, не слушая возражений, побежал к руководству за ордером на обыск и арест. Была у Знамина слабая надежда на профессионализм и благоразумие начальника отдела, но она не оправдалась. Ордер Скворцов получил.

От участия в задержании доктора подполковник отказался, о чем теперь жалел. Не место и не время было проявлять мальчишескую принципиальность. Для полноценного психологического портрета Сергеева важно было самому посмотреть, как тот живет, как реагирует на арест и обыск. Лева Гуров, конечно, поехал бы.

На процедурах опознания и на допросе Знамин присутствовал. Ему понравилось, как вел себя Сергеев, как держался, отвечал на вопросы. Говорят, что чужая душа — потемки, но не увидел Знамин в душе доктора темных пятен. Психологические портреты доктора и кровавого убийцы маньяка не совпадали ни по одному параметру. Конечно, окончательные выводы делать рано, еще многое предстояло выяснить и уточнить. Но Знамин был абсолютно уверен, что Сергеев к убийствам не причастен. Улики против него, безусловно, серьезные, но косвенные. Идти с такой доказательной базой в суд, не получив признания обвиняемого, — заранее проиграть дело. Значит, Скворцов будет на доктора всеми силами давить. А как умеют в следственных органах давить, Знамин прекрасно знал. Надо вытаскивать парня, пока не сломали…

Подпрыгивая от усердия, зазвонил на тумбочке телефон.

«Межгород», — понял подполковник по длинным, тревожным, почти без перерыва сигналам. За размышлениями он почти забыл, что, вернувшись в гостиницу, заказал разговор с Москвой[40]. Поэтому и сел с книгой в кресле у аппарата, ждал связи. Знамин схватил трубку.

— Москву заказывали? — спросила телефонистка.

— Да, да, заказывал!

— Соединяю…

— Але, Паша, ты? — раздался сквозь шумы на линии далекий и такой родной голос жены.

Глава 21

Весь мир есть театр, а люди в нем актеры.

Уильям Шекспир

Торжественное открытие нового здания Театра юного зрителя, светлого, беломраморного, похожего на корабль-мечту, совпало с юбилеем революционного праздника. Страна отмечала шестидесятилетие Великой Октябрьской социалистической. Совпадение конечно же не было случайным. Первое строительное управление постаралось и сдало объект на два месяца раньше срока. Стараться было за что — премия светила нешуточная. Красную ленточку на входе перерезал лично первый секретарь обкома партии. Он же вручил под бурные аплодисменты символический ключ от здания главрежу, вышедшему на сцену в образе Буратино.

С тех пор стены театра больше не потрясали столь громкие и продолжительные овации. Начались трудовые будни, то там, то здесь повылезали строительные недоделки. Горожане в большинстве своем не были завзятыми театралами и предпочитали любоваться чудом архитектуры снаружи, кассовые сборы падали. Выручил городской отдел народного образования, спустивший в школы разнарядку посещения спектаклей. Иногда удавалось заманить на гастроли вторые составы московских и ленинградских театров. В такие