— Но он не может так поступить!

Генриетта обошла мужа так, чтобы прочитать заголовок. «Новые дома для Саксби-на-Эйвоне». Чересчур оптимистичное истолкование для подобного акта вандализма. Руки мужа, держащие газету, заметно тряслись.

— Это охраняемые законом земли! — продолжила она.

— Не важно, охраняемые они или нет. Судя по всему, он дал разрешение. Такие дела творятся по всей стране. Здесь пишут, что работы начнутся еще до конца лета. А значит, в грядущем месяце или следующим за ним. И мы ничего не в силах поделать.

— Можно написать епископу.

— Епископ не поможет. Никто не поможет.

— Но попытаться стоит.

— Нет, Генриетта. Слишком поздно.

Позже тем вечером, пока они вместе готовили ужин, преподобный все еще никак не мог успокоиться.

— Это ужасный, ужасный человек! Он сидит в своем большом доме, поглядывая на нас свысока. А ведь он ничем не заслужил этого. Он просто унаследовал усадьбу от своего отца, как тот от своего. Но бога ради, сейчас ведь тысяча девятьсот пятьдесят пятый, а не Средние века! Конечно, то, что проклятые тори до сих пор у власти, не очень помогает, но мы все-таки далеко ушли от тех дней, когда человек получал богатство и власть исключительно благодаря своей родословной. Разве сэр Магнус хоть пальцем пошевелил, чтобы помочь ближнему? Посмотри на церковь! Крыша течет, новая отопительная система нам не по карману, а он не соизволит порыться в своей мошне и дать хотя бы шиллинг. Да он даже на службы не ходит в тот самый храм, где его крестили. Фу! На кладбище у него есть зарезервированный участок. И если хочешь узнать мое мнение, чем быстрее он будет использован, тем лучше.

— Ты ведь не всерьез, Робин.

— Ты права, Хен. Не подобает так говорить, и это совершенно непростительно с моей стороны. — Осборн помолчал и перевел дух. — Я совсем не против строительства новых домов в Саксби-на-Эйвоне. Наоборот, очень важно, чтобы молодые люди оставались в деревне. Но данное предприятие — дело совсем другое. Очень сомневаюсь, что кто-то из здешних жителей сможет позволить себе купить такое жилье. И попомни мои слова: эти дома будут отвратительно современными, совершенно не вписывающимися в местный колорит.

— Тебе не под силу остановить прогресс.

— Разве это прогресс? Стереть с лица земли прекрасный луг и лес, существующий тут тысячу лет? Честно говоря, я сомневаюсь, что это сойдет ему с рук. За все время здесь мы полюбили Дингл-Делл. Ты знаешь, что он для нас значит. Так вот, если эта затея осуществится, не пройдет и года, как мы будем жить рядом с пригородной улицей. — Робин отложил овощечистку и снял фартук. — Пойду-ка я в церковь, — ни с того ни с сего заявил он.

— А как же ужин?

— Я не голоден.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет. Спасибо, дорогая, но мне нужно время, чтобы поразмыслить. — Осборн надел пиджак. — И попросить прощения.

— Ты не сделал ничего дурного.

— Я произнес слова, которые мне говорить не следовало. И в голове моей появились мысли, которым там не место. Я почувствовал ненависть к ближнему своему... Это ужасно!

— Есть люди, заслуживающие этого.

— Это верно. Но сэр Магнус — такой же человек, как и мы. Я обязан молиться о спасении его души.

Преподобный вышел из комнаты. Генриетта услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и принялась наводить порядок в кухне. Она искренне переживала за мужа и знала, какой удар им обоим нанесет утрата Дингл-Делла. Может ли она что-то сделать? А если ей лично повидаться с сэром Магнусом Паем...

Тем временем Робин Осборн ехал по Хай-стрит, направляясь к храму. Велосипед его стал в деревне притчей во языцех: дряхлая развалина с вихляющимися колесами и железной рамой в тонну весом. К рулю его была прикреплена корзина. Обычно в ней лежали молитвенники или свежие овощи, которые преподобный вырастил сам и раздавал в дар бедным членам общины. В тот вечер в корзине было пусто.

Крутя педали, священник проехал на деревенской площади мимо Джонни Уайтхеда с женой. Чета под ручку направлялась в «Герб королевы». Уайтхеды не часто ходили в церковь — определенно не чаще, чем были обязаны. В этом, как и во всей своей жизни, они руководствовались соблюдением внешних приличий — именно оные побудили их поприветствовать викария. Тот не удостоил их вниманием. Бросив велосипед у входа на кладбище, он быстро прошагал и скрылся за главной дверью.

— Что с ним стряслось? — высказал мысль вслух Джонни. — Вид у него какой-то расстроенный.

— Может, это из-за похорон? — предположила Джемма Уайтхед. — Не очень-то приятное дело — погребать человека.

— Нет, викарии к такому привычны, — возразил Джонни. — Им это даже нравится. Похороны дают им повод почувствовать свою значимость.

Он оглядел дорогу. В гараже недалеко от храма Святого Ботольфа погас свет. Джонни заметил Роберта Блэкистона, пересекающего внешний дворик. Молодой человек закрывал на ночь мастерскую. Уайтхед посмотрел на часы, было ровно шесть.

— Паб открыт, — сказал он. — Давай заглянем.

Джонни пребывал в прекрасном настроении. Джемма разрешила ему сегодня съездить в Лондон — даже ей не под силу было заставить его всю жизнь проводить в Саксби-на-Эйвоне. Как славно было посетить пару любимых местечек и повидаться с парой старых друзей! Более того, ему просто нравилось находиться в городе, с его оживленным движением, пыльным и грязным воздухом. Ему нравился шум, нравились спешащие люди. Он изо всех сил старался стерпеться с жизнью в сельской местности, но чувствовал себя не более живым, чем фаршированный кабачок. Пересечься с Дереком и Колином, пропустить в компании по паре кружек пива, прогуляться по Брик-лейн было все равно что родиться заново. Да при этом еще и вернуться с полусотней фунтов в кармане. Его такая щедрость удивила, но Колин даже глазом не моргнул.

— Отличная работа, Джонни! — сказал он. — Чистое серебро, да еще и старинное. Из музея добыл, так ведь? Тебе следует почаще к нам наведываться.

Что ж, сегодня он выпьет, даже если в «Гербе королевы» немногим веселее, чем на расположенном по соседству кладбище. В заведении собрались несколько человек из местных. За музыкальным автоматом стоял Тони Беннет. Уайтхед открыл дверь, пропуская жену, потом вошел сам.

7

Джой Сандерлинг была одна в аптечном пункте, выполнявшем также роль основного кабинета в лечебнице доктора Редвинг.

Дверь она открыла своим ключом. У нее имелись ключи от всех замков в здании, если не считать шкафчика с опасными лекарствами, и даже его она могла отпереть, так как знала, где доктор Редвинг хранит запасной ключ. Джой решила, как поступить. При одной мысли об этом сердце у нее начинало колотиться, но она все равно шла вперед.

Девушка вытащила из ящика стола лист бумаги и заправила в пишущую машинку. То была «Олимпия 8М2 Делюкс», которую ей дали при устройстве на работу. Машинка была портативная. Джой предпочла бы что-нибудь более солидное, поскольку печатать приходилось много, но не в ее характере было сетовать. Она посмотрела на изогнутую белую страницу перед ней и на миг вернулась мыслями к своей поездке в Таннер-Корт и встрече с Аттикусом Пюндом. Знаменитый сыщик ее разочаровал, но обиды на него она не чувствовала. С его стороны любезно было принять ее, тем более что выглядел он не слишком здоровым. Ей постоянно приходилось видеть больных людей. За время работы в больнице у Джой выработалось своего рода чутье. Она с первого взгляда определяла, если у пациента действительно серьезная болезнь, даже до его приема доктором, и сразу поняла, что Пюнд нуждается в помощи. Впрочем, это не ее забота. Важно то, что он был прав. Теперь, трезво все обдумав, Джой понимала, что остановить захлестнувшую деревню волну злых слухов невозможно . Пюнд ничего не мог бы тут поделать.