Шрифт:
Закладка:
— Анатолий Викторович, — пожаловалась толстая медсестра. — Вот. Посетитель явился к пациенту, а фамилию его не знает.
— Он вчера попал в аварию, студент авиационного универа, лет двадцать, лысый, боксер, кстати, — быстро протараторил я всё, что могло навести на Толяна.
— А-а-а! Боксер! — воскликнул Анатолий Викторович. — Анатолий, что ли? Тезка мой?
— Да. Он!
— Стыдно не знать фамилию друга, товарищ, — строго сказал он и показал на ряд вешалок с белыми халатами. — Накиньте, я провожу вас.
Я схватил халат и поспешил за доктором.
— А фамилия у вашего друга Достоевский. И не говорите, что просто подзабыли. В такое я не поверю.
«Достоевский?» — заплясало в моей голове. — «Нет, он, конечно, ДОСТАЕТ меня знатно, но всё же… С такой фамилией не боксом заниматься следовало бы…».
В общем, было смешно.
— Вот здесь лежит ваш друг. — Доктор показал на палату номер 366.
Я поблагодарил его и вошел внутрь. В просторной светлой комнате в два ряда стояли четыре койки. Но занята была только одна — та, что возле двери.
— Михлó? — удивился Толян, недоверчиво вглядываясь.
— Ага, — кивнул я, разглядывая его подвешенную ногу, замурованную в белую гипсовую броню. — Ты как?
Я ожидал наезда или очередных подколок, но, видимо, мой расчет оказался верным. В беспомощном состоянии боксер Достоевский неслабо приуныл, и на дерзости его не тянуло.
— Паршиво, — признался он, опуская взгляд. — Врач сказал, что бокс под вопросом. Гад, да?
— Врач-то? — Если он имел в виду того самого Иванова А. В., то я был категорически несогласен. Уж не знаю, каким он был врачом, но человеком вполне вежливым и отзывчивым.
— Ну да. Нет бы скорее залечить и выпустить! Так ведь стращает, будто есть шанс, что не выйти мне больше на ринг. А для меня ведь бокс — это всё! Моя жизнь. Без него бы меня, наверное, и с универа поперли. А так… по всем трудным предметам зачеты сами собой закрываются. Круто, да?
— Пожалуй, — согласился я и представил, как Толян наносит удары на соревнованиях, отправляет других в нокдауны и нокауты, а преподы улыбаются и ставят ему зачеты и приговаривают: «Про ту курсовую не беспокойтесь, главное, тренируйтесь… А если возьмете призовое место на региональных, то мы вам президентскую стипендию оформим…».
— Вот чем теперь заниматься, если спишут? — продолжал сокрушаться Толян.
«Ну не знаю. Попробуй книги писать, Достоевский». — Я едва удержался, чтобы не озвучить эту мысль. Вместо этого приподнял небольшую маечку из супермаркета.
— Что это? — спросил Толян.
— Апельсины. И еще пара протеиновых батончиков. Я просто подумал, что…
— В задницу твои апельсины, — перебил он.
Впрочем, произнес он это весьма беззлобно. Рука его потянулась к прикроватной тумбочки. Дверца распахнулась и… из нее вывалился крупный оранжевый фрукт. Оказалось верхняя полочка полна цитрусовых.
— А что там про батончики? — уточнил он.
— Протеиновые, две штуки, — промямлил я, предвкушая, что и их Толян пошлет вслед за апельсинами.
Но вместо этого он просиял.
— Вот это дело! А ну давай их сюда.
Я вытащил два маленьких снека и вручил Толяну. Тот принял их и одобрительно хмыкнул.
— Супер. Молодец, Михло́. Но два маловато. Давай так: будешь носить мне их каждый день.
Это было сказано столь безапелляционно, что я промолчал и тупо таращился на него ошарашенными глазами.
— Не ссы, это всего лишь на неделю. Потом меня выпишут. Буду дома с костылями и гипсом. — Он показал на свою подвешенную ногу.
Дар речи наконец вернулся. А вместо ошеломления разразилась ярость. Нет, правда, он что вообще возомнил о себе? Может, думает, что я его раб? Да я, если честно, не сильно-то виноватым себя ощущал.
— И что взамен? Ментам не заявишь? — язвительно спросил я и сложил руки на груди: пусть поймет, что не может заставить меня прислуживать ему.
— Причем тут менты? — удивился Толян. — С аварией я сам накосячил. Еще и штраф светит. Гайцы уже наведывались.
— А что тогда?
— Ничего. Просто… Вероника же твоя баба? И она малость… как бы помягче… обнаглела, что ли… Вот ведь черт дернул клеиться к ней!
— Во-во. Тут ты тоже сам виноват.
Толян нахмурился. Я в этот момент представил прожженную дыру на одном сидении его «Ауди» и вонючую мокроту на другом.
— Ладно, — кивнул я. — Повезло тебе, что я тут работаю неподалеку. Не обещаю, что прям каждый день, но если что, подкину тебе батончиков.
— Работаешь? — Глаза Толяна уперлись в меня с выражением интереса и уважения. — А где это?
— Да так. Шарашкина контора.
— А что делаешь там? — не унимался он.
— Игрушку одну тестирую. Да и не там, по сути-то. На удаленке. Просто иногда забегаю с отчетами.
Глаза Толяна неожиданно засияли.
— Слушай. Дай телефон, а? — попросил Толян голосом взволнованным, едва ли не молящим. — Блин, бабки нужны, как воздух! Еще тут кучу таблов прописали. — Он мотнул головой в сторону двери, очевидно намекая на доктора Иванова.
Как же мне не хотелось этого делать. Я отчетливо пожалел, что решил навестить этого гада, который лишь портил мне жизнь. Теперь, мало того, что я подписался на батончики, он возжелал мою работу.
«Слышь ты, дурень!» — кипело в моей голове. — «Эта объява висела в фойе универа и, возможно, все еще висит. Читать надо чаще, а не кулаками махать, может тогда и в аварии будешь меньше попадать, и работу хорошую найдешь, Достоевский хренов!». Если бы он не упомянул таблетки, то…
В общем, я нацарапал ему на бумажке адрес офиса.
— Телефона нет, — пояснил я.
— Эх, ладно, доковыляю, как выпишусь, — с долей радости, смешанной с разочарованием, пробурчал он.
Скрепя сердцем, я пробормотал Толяну пожелание поскорее выздороветь и ушел. А через пять минут уже сидел на диванчике в офисе, ожидая, что скажет Директор. Наверняка не думал, что я и сегодня припрусь к нему.
— А я чувствовал, что вы явитесь. Даже предвкушал.
— В смысле? — удивился я.
— В прямом… У меня, знаете ли, хорошо развита интуиция. Но давайте пока не будем обо мне. Раз вы здесь, значит, есть вопрос, так ведь?
