Можно приглашать зарубежных корреспондентов. Пусть Васю Беклемишева узнает весь мир. Я плавал на лодке вдоль берега, я даже отплыл на ней по направлению к полюсу. Торпеда!

А дождик капал всю ночь. Я лежал во влажном мешке, а сбоку в палатке вздрагивал и повизгивал от холода Опс.

Сегодня день контрольного срока. С завтрашнего дня в эфире начинается шум. Через пять-шесть дней я покину остров.

С утра был ветерок. Так себе, не очень значительный.

— Опс, — сказал я, — давай сделаем за Ваську генеральную репетицию. С грузом, с палаткой, и ты сядешь в лодку. Я гарантирую тебе, что не буду отплывать далеко.

Почти целый день ушел на то, чтобы смастерить парус из вкладыша к спальному мешку. Но потом я подумал, что Ваське неловко плавать под парусом. Он же — человек XX века. Я привязал к задним концам бревен обломок, доски, сверху поставил мотор. На эту конструкцию ушли почти все палаточные растяжки. Но мотор держался.

Мы загрузили лодку и долго пили чай. Шел вечер и нес с собой тишину. Потом я зачем-то сходил к тому месту, где растет селена, и немного поговорил с ней.

Завели мотор и столкнули лодку. Я держал мотор на очень малом газу: лодка все же была из палочек и веревочек.

Мы проплыли немного туда и сюда. Потом я тихонько взял курс на юг, к проливу. Хотелось посмотреть в сторону, откуда прилетят спасатели.

Было гладкое море и темный воздух над ним. Вместо Опса вполне могла быть девушка. Только хорошо бы погоду чуть потеплее.

Мы дошли до мыса и немного заплыли в пролив. В проливе были качели. Они тихонько поднимали нас вверх и опускали. При абсолютно гладкой воде. Я чуть прибавил газ, но струйки воды стали угрожающе просачиваться сквозь брезент. Вода выжимала масло из ткани. Я оглянулся. Берег острова был совсем рядом, только ночью его глинистые обрывы походили на настоящие скалы. Опс тихо скулил: на дне лодки было сыро.

Встав на гранитный гарпун утеса,

Ждите в соленых брызгах и пене…

Я прочел ему стихи, и Опс замолк.

— Нас сейчас всего трое, старина, — сказал я ему. — Ты, море и я. То же самое море и другие люди. Два последних Робинзона. А что, если мы и впрямь последние Робинзоны на этой планете? А? Последние люди на последнем необитаемом острове. Страшная ответственность. Ты понимаешь?

Вместо ответа Опс лизнул меня в коленку. Как раз в то самое место, где была дырка. Хороший парень, мой пес. Умный.

А мотор все посвистывал и посвистывал. Тепло было от него. Спокойно. Только воды уже порядком набралось в лодку. Я вычерпал ее кружкой, не снимая руки с мотора.

«С тех пор, как плавал старый Ной, прошло немало лет…» Я не знаю, поумнели ли люди с тех пор. Во всяком случае, я принял решение. Мы повернули обратно. На повороте море качнуло лодку и плеснуло в нее водой. Наверное, было недовольно моторным стуком после моего разговора с ним.

В темноте наш берег показался мне уютным и милым домом.

Всю ночь я не спал. Лежал. Думал. Перед утром снова приплелся ветер. И принес с собой дождик. Дождь капал в палатку. Не успел я все же заштопать дырки.

Сегодня мы с Опсом будем переплывать пролив. Он лежит к югу от нас, холодный; затянутый грязной сеткой тумана. Попутный ветер будет дуть на наш хилый парусишко. А мотор я положу на дно лодки. Наверное, это чертовски глупо. Но я не могу иначе. А вдруг мы и в самом деле последние? Пусть же флаг великой эпохи необитаемых островов будет спущен достойно. Традиции всегда немного смешны. Тьму веков тому назад человек впервые столкнул с берега бревно и поплыл, держась за него. Наверное, это было на реке или на озере, но все равно это был первый день Времени Кораблей.

Сейчас я положу эту записку в бутылку и брошу ее в море. Традиции надо соблюдать до конца. Вместе с запиской я положу в бутылку два полузасохших цветка с этого острова.

…Я кинул бутылку в море. Волны покачали ее и снова положили к моим ногам.

— В чем дело, старина? — спросил я.

— Ушш-шш, — ответило море. Я понял. Я же забыл записать координаты. Любой мальчишка помнит об этом. Вот они.

68 град. 17 мин. сев. шир.

… вост. долг.

На месте долготы я нарочно ставлю кляксу. Тоже по традиции.

Нашедшему бутылку.

Приятель! Я не знаю, кто ты и откуда. И не знаю, через неделю или через сотню лет бутылка попадет к тебе в руки. Тебе, наверное, интересно, что со мной было. Для тебя это уже «было». Ни черта со мной не будет.

Объявят мне выговор. Возможно, строгий. Возможно, возьмут слово, что в дальнейшем… Но знай, что когда я буду давать слово, я буду держать большие пальцы рук внутри кулака… В этом случае по старой морской традиции обещания недействительны. Ты думаешь, что дело было хуже?

Поверь, мы не утонем. Мы просто не имеем права уступать финикийцам. В любое время человек должен уметь повторить то, что делали до него.

Помни об этом. А при случае давай выпьем за то, чтобы чудаки и дон-кихоты никогда не исчезали. Они здорово помогают любить жизнь. И помогают ценить то, что было до нас и будет после. Только скучные народы в скучные времена могут обходиться без чудаков.

Прощай. Туман, лед и морские качели поджидают нашу лодчонку.

Не споткнись о Полярный круг

Повесть

Одиннадцать вариантов

…Ночью в поселок пришли корабли. Их ждали уже давно. По утрам люди говорили о льдах в проливе Лонга, о льдах в районе мыса Шмидта, о песчаных банках мыса Биллингса. Говорили о дизель-электроходах, ледоколах. Слухи накладывались на слухи, распространялись, противоречили друг другу… Через неделю, завтра… через два дня… уже на подходе… нынче навигации вообще не будет. И все же корабли пришли!

Возможно, мы со Стариком увидели их первыми, так как мы совсем не ложились спать в эту ночь. Не потому, что нас особенно беспокоила судьба арктической навигации… Нет! Мы решали наше сугубо личное дело.