Я кивнул и взял деньги, чувствуя одновременно и облегчение, и какой-то непонятный стыд. Так же гадко я себя чувствовал только в пятом классе, когда папа случайно застукал меня с дымящейся сигаретой на балконе. Стыдно мне было даже не от сильной затяжки, которую я сделал от неожиданности, а от того, насколько жалко и беспомощно я выглядел.

— Ладно, — Дмитрий Олегович жестом подозвал Вальку и Леньку. — Будем считать, что недоразумение улажено. Вас никто не тронет. Садитесь, подвезу вас до метро. А мы с Тамарой — домой. Вы где живете?

— В общежитии у «Домодедовской», — Валька при мне впервые открыл рот в присутствии Тамариного отца.

— Хорошо. Садитесь.

Мы быстро залезли в машину и тронулись с места.

* * *

После возвращения в общежитие не случилось ничего необычного — потекла моя новая, студенческая жизнь. Через неделю я уже практически ничем не отличался от обычного студента восьмидесятых. Я ходил вместе с Валькой и Ленькой на пары, продолжал вести старые конспекты Матвея, пытаясь копировать его аккуратный косой почерк. За это время я успел подружиться с ребятами в группе, поругаться с комсоргом Людой из-за потерянного мною студенческого билета и даже сварить банку сгущенки, правда не очень удачно — банку я оставил без присмотра, и она рванула, почти до смерти напугав девочку-первокурсницу, которая в неудачное время решила прокипятить свои бигуди в ковшике на плите рядом с моей кастрюлькой.

Я навострился готовить нехитрую еду, пользоваться советской бритвой, правда, постоянно резался, делать пену при помощи помазка и спать с марлей на лице, чтобы защититься от падающих тараканов. Я, кажется, даже научился обходиться без Интернета и не тянул ежеминутно руку за мобильным телефоном. Да и звонить мне особо было некому: Валька и Ленька, с которыми я за это время успел сдружиться, почти все время были рядом, другие ребята жили тоже неподалеку. Приходи да постучись, звонить не нужно. Но на всякий случай я всегда носил с собой две копейки, чтобы иметь возможность позвонить с улицы из автомата в общежитие.

Я хохотал над шутками друзей, таскал вместе с Валькой и Ленькой ящики в подвале у Арсена, стоял в очереди в душ и зубрил материал из учебников. Учиться оказалось не так сложно. Но все это время у меня из головы ни на минуту не уходила мысль о несчастном погибшем парне — своем двойнике. И, к сожалению, спустя неделю пришлось признать, что я почти не приблизился к разгадке тайны. В «Склиф» я решил больше не ездить. А зачем? Ничего нового мне там не скажут. Главврач просто рад по уши, что избавился от неприятного разговора с родителями Матвея и визитов милиции. Интересно, а если из морга пропадает тело почившего, то куда полагается сообщать?

История с долларами быстро забылась. В общаге про нее так никто и не узнал. Валька продолжил встречаться с Тамарой. О потерянных долларах я не горевал. Тут они мне все равно ни к чему. К тому же Тамарин отец выдал мне щедрую компенсацию и избавил от перспективы попасть под уголовную статью. Немного рассудив, я понял, что все сложилось неплохо: я избавился от странных купюр, с которыми было опасно ходить в СССР, и стал обладателем немалой для студента суммы советских денег.

Валька всю неделю пребывал в отличном настроении: его жизнь шла просто замечательно. Хвосты по учебе он пока накопить не успел, семестр только начался. С девушкой, за которой он ухаживал целый год, все складывалось более чем удачно. За «подставу» с джинсами он не держал на меня обиды, посчитав все случившееся с нами забавным приключением, сблизившим его и девушку. Поначалу товарищ переживал, что Тамара его бросит, однако он совершенно зря расстраивался. Через пару дней она позвонила и сама пригласила его в кино, на этот раз — на фильм «Кин-дза-дза». Оказывается, Валька давно был ей симпатичен, но Тамара уже обжигалась пару раз: ей встречались ухажеры, которые не испытывали к ней никаких чувств, а просто пытались хорошо пристроиться в жизни за счет ее отца — сотрудника внешней торговли, имеющего большие связи и влияние. Поэтому барышня изначально и сторонилась Вальку. Но, как оказалось, зря. Теперь Валька каждый вечер терпеливо ждал своей очереди у автомата, чтобы позвонить Тамаре домой.

Даже с отцом дамы своего сердца он познакомился, правда, знакомство вышло не очень запланированным: обычно с будущим тестем встречаются не в милицейском участке. Ну что ж, надеюсь, все у него сложится так, как он и задумал. Глядишь, и попьем где-нибудь следующей весной самогона из чайника на веселой комсомольской свадьбе. Хотя нет, раз у Тамариного папы водятся деньжата, он, скорее всего, сможет организовать свадьбу в ресторане.

— Совсем забыл тебе рассказать: Томкин отец подарил мне две пары джинсов и сказал, чтобы я больше их ни у кого не одалживал, — хохотнул Валька и дружески ткнул меня в бок. — Говорит, что ему не хочется еще раз подрываться на ночь глядя, чтобы нас с Томкой из отделения вытаскивать. Ну это он так, поворчал для проформы. А вообще, кажется, я ему понравился. И он ничуть не удивился, что я стрельнул у тебя джинсы. Сказал, что в юности сам у друга лаковые туфли брал, чтобы девочку сводить на танцы. Он в деревне вырос в послевоенные годы. Так у них с братом вообще сначала одни штаны на двоих были, носили по очереди и подвязывали веревкой. Портфель школьный — тоже один на двоих. Представляешь, они лет до пятнадцати на полу вдвоем спали — места не было. В семье — восемь детей. А про тебя он, кстати, сказал, что ты забавный, только странный какой-то и потерянный. Как будто из другого мира…

«И правильно сказал. Потерянный в восьмидесятых», — подумал я. Ну Томкиного папу точно не проведешь. Он людей насквозь видит. Я даже поежился, вспоминая его задумчивый и проницательный взгляд, сканирующий меня не хуже устройств в аэропорту. Готов поставить три банки самолично сваренной сгущенки, что он о чем-то догадался, просто не подал вида. Да оно и не удивительно: не разбирайся он в людях, не смог бы в столь опасное время зарабатывать хорошие деньги, рискуя каждый день попасть на «бабочку».

Валька тем временем поделился своими планами на вечер.

— Чего такой кислый? Варить поможешь?

— Чего варить? Сгущенку? Нет, спасибо. Я