понурый,

что луны еще не добыл,

не достал покуда солнца.

К кузнецу пошел он в кузню,

так сказал он, так промолвил:

«Ты мне выкуй, Илмаринен,

с зубьями тремя мотыгу,

дюжину надежных пешен,

связку целую отмычек,

чтоб луну из камня вынуть,

солнце выпустить на волю».

Тут кователь Илмаринен,

вечный мастер дел кузнечных,

наковал снарядов мужу:

дюжину надежных пешен,

связку целую отмычек,

много разных копий сделал,

не больших, но и не малых,

наковал и средних копий.

Ловхи, Похьелы хозяйка,

редкозубая старуха,

крылья создала заклятьем,

в небеса на крыльях взмыла,

пролетела подле дома,

в путь отправилась далекий,

через море темной Похьи,

к Илмаринена жилищу.

Приоткрыл кузнец окошко:

неужели дунул ветер?

Нет, совсем не ветер дунул —

серый ястреб опустился.

Тут кователь Илмаринен

так сказал, такое молвил:

«Что высматриваешь, птица,

что уселась под окошком?»

Птица так заговорила,

так промолвил серый ястреб:

«Ой, кователь Илмаринен,

вечный мастер дел кузнечных!

Ты кователь настоящий,

мастер очень даровитый».

Тут кователь Илмаринен

так сказал, такое молвил:

«Это вовсе и не диво,

что кователь я искусный:

выковал когда-то небо,

крышку воздуха отстукал».

Птица так заговорила,

так промолвил серый ястреб:

«Что куешь, скажи, кователь,

что ты мастеришь, искусный?»

Тут кователь Илмаринен

говорит слова такие:

«Я кую ошейник прочный

для самой хозяйки Похьи.

Прикуют ее цепями

к боку крепкого утеса».

Ловхи, Похьелы хозяйка,

редкозубая старуха,

поняла: приходит гибель,

смерть несчастной угрожает.

Тотчас поднялась на крыльях,

в Похьелу свою умчалась.

Вынесла из камня месяц,

солнце в небеса вернула.

Вековечный Вяйнямёйнен

говорить тут сам принялся,

произнес он речь такую:

«Здравствуй, месяц, здравствуй, светлый,

свой прекрасный лик открывший,

здравствуй, солнце золотое,

восходящее светило!

Ты из камня вышел, месяц,

из утеса встало, солнце,

золотой кукушкой звонкой,

серебристою голубкой

на свое былое место,

на привычную тропинку.

По утрам вставай, светило,

каждый день всходи отныне,

здравие дари народу,

умножай богатства наши,

в руки приноси добычу,

на удилище – удачу!

В здравии по небу странствуй,

продолжай свой путь в довольстве,

завершай свой круг красиво,

вечера венчай весельем!»

12

Заключительная руна про девушку Марьятту, у которой рождается сын от Брусники Его приходит окрестить старец Вироканнас, но сначала поручает Вяйнямёйнену испытать младенца • Вяйнямёйнен, побоявшись быть превзойденным, предлагает убить младенца, но тот упрекает старца в несправедливости • Пристыженный, Вяйнямёйнен навеки покидает страну, уступая место «Новому королю Карелии», оставляя в наследство народу лишь кантеле и свои песни

АРЬЯТТА, МЕНЬШАЯ ДОЧКА

долго дома подрастала,

у отца в хоромах знатных,

в славном доме материнском.

Пять цепочек износила,

шесть колец вконец истерла

связкою ключей отцовских,

на бедре ее сверкавших.

Полпорога перетерла

краем звонкого подола,

притолоки половину —

шелковым платочком гладким,

косяки вконец истерла

сборчатыми рукавами,

половину половицы

истоптала каблуками.

Марьятта, гордячка-дева,

эта малая девица,

долго берегла невинность,

целомудрие хранила,

рыбой красною кормилась,

мягкою корой сосновой.

Вот пошла она в пастушки,

погнала овечье стадо.

По холмам бежали овцы,

по вершинам гор – ягнята,

шла девица по опушкам,

по ольховникам ступала

под серебряные звоны,

кукованье золотое.

Позвала с холма брусничка,

ягодка – с песчаной горки:

«Ты возьми меня, юница,

дева с брошкой оловянной,

с медным поясом девица,

иначе сожрет улитка,

черный червь меня изгложет».

Марьятта, меньшая дочка,

путь прошла совсем не длинный,

чтобы ягодку увидеть,

чтобы подобрать брусничку,

взять красивыми руками,

кончиками пальцев нежных.

Ягодку нашла на горке,

краснобокую брусничку,

необычную по виду,

расположенную странно:

брать с земли – высоковато,

сверху брать – уж очень низко.

Подняла с поляны палку,

сбила на землю брусничку.

Забралась брусничка быстро

на красивые ботинки,

прыгнула с ботинок девы

на невинные колени,

с чистых девичьих коленей —

на прекрасные подолы.

Поднялась потом на пояс,

с пояса на грудь взбежала,

взобралась на подбородок,

закатилась в рот девице,

на язык перебежала,

с языка попала в горло,

из него в живот спустилась.

Марьятта, меньшая дочка,

понесла, затяжелела,

забеременела вскоре,

раздобрела, располнела.

Стала жить без опоясок,

кушака носить не стала.

Собрала одежды в узел,

подхватила край подола,

веничек взяла охранный,

лист спасительный, любовный.

Осмотрительно ступает,

с болью сильною шагает

в ту сосновую обитель,

в ту конюшню Тапиолы.

Наконец, придя в конюшню,

молвила слова такие:

«Надыши мне, лошадь, пару,

тягловая, дай мне жару,

сотвори парную баню,

сделай жаркую парилку,

где б нашла уход бедняжка,

горемычная, поддержку».

Надышала лошадь пару,

напустила много жару

для страдающей от чрева.

Сколько лошадь выдыхает,

столько пару вылетает,

как из каменки горячей.

Марьятта, малютка-дева,

непорочная юница,

тут попарилась на славу,

с удовольствием помылась.

Родила младенца в бане,

принесла на свет сыночка,

возле лошади на сене,

на конце яслей льногривой.

Своего сынка обмыла,