Нет, это не стена дрожит, а кто-то появляется рядом со мной.

Вскакиваю на ноги, сжимая иглу между пальцами, как будто это может меня защитить.

Мои глаза расширяются, когда сквозь стену проходит Гвардеец.

Гвардеец в форме с самыми аккуратными швами, которые я когда-либо видела, черными волосами и серебристым локоном.

Его темные глаза разглядывают меня из-под кожаной маски, взгляд задерживается на предмете, направленном ему в грудь.

— Так вот что ты имела в виду, говоря о владении иглой.

Его ровный тон пронзает меня, настолько неожиданно, что я на мгновение теряю дар речи.

— Ч-что… — я едва не задыхаюсь на этом слове, поэтому пытаюсь снова:

— Что ты здесь делаешь?

Он сглатывает, и его неуверенность становится очевидна. Его ноги беспокойно переступают, словно он не знает, как себя вести. И если бы я не пыталась подавить собственные эмоции при виде него, то, возможно бы, рассмеялась.

— Я шел по коридорам и почувствовал твою силу, — говорит он, откашливаясь при упоминании способности, которую он от меня скрывал. — Я знал, что это ты, и мне нужно было тебя увидеть.

Я направляю на него иглу, готовая к удару.

— Это единственная причина, по которой ты пришел?

Он отворачивается и вздыхает.

— Послушай, я пришел сначала к тебе. Это, ведь, должно что-то значить.

— Нет, не должно, — отвечаю я, скрещивая руки на груди и медленно добавляя:

— Не буду задерживать тебя на пути к самоубийству.

— Пожалуйста, — шепчет он, делая шаг ко мне, — просто дай мне возможность объяснить.

— Объяснить? — я смеюсь так громко, что он нервно оглядывается по сторонам. — У тебя было почти две недели, чтобы объяснить мне, что происходит. Вместо этого ты лгал.

Я отступаю, мой голос становится напряженным.

— И каждый день ты знал, что как только я закончу шить эту дурацкую форму, я больше никогда тебя не увижу.

Он делает шаг вперед, настойчиво умоляя:

— Дина, пожалуйста. Если тебе не понравится то, что я скажу, можешь ударить меня иглой, когда я закончу.

Я смотрю на него с недоверием.

— Обещаешь?

Он кивает.

— Да, но только потому, что я знаю, что ты этого не сделаешь.

Я чувствую обиду, хотя он абсолютно прав.

— Ты не знаешь этого.

— Я знаю тебя, — отвечает он тихо, — и знаю, что я создан для борьбы, а ты — для того, чтобы быть любимой.

Я сглатываю.

— Продолжай.

Он тяжело вздыхает, словно ощущая тяжесть того, что нес в себе долгие годы.

— Я сбежал из дома, когда мне было четырнадцать, — говорит он, покачивая головой. — Гере было двенадцать, и она жила с нами, потому что ее родители умерли. Она — моя кузина, может быть, мне стоило начать с этого.

Изо всех сил пытаюсь скрыть нахлынувшее на меня облегчение. Он никогда не говорил, кто она для него, и я беззастенчиво рада, что дело в родстве и ни в чем больше.

— Мы сбежали от родителей и стали жить одни, — продолжает он тихо. — Она была единственным человеком, кто оставался со мной. Единственной, кто помогал мне выжить, пока я скрывался в тени, боясь, что кто-то узнает, кто я на самом деле.

Он подходит поближе, заполняя пространство между нами.

— Вот почему я должен это сделать. Я не могу позволить ей погибнуть. Не после того, как она потратила годы своей жизни, спасая меня.

Молчу дольше, чем он, вероятно, ожидал. Он начинает нервно дергаться под моим пристальным взглядом, поэтому я наконец спрашиваю:

— Почему ты сбежал?

Он слегка покачивает головой.

— Эта история для другого раза.

— Когда? — говорю я более резко, чем когда-либо. — Ты пришел, чтобы попрощаться, не так ли? Так что не лги мне, Мак. У меня нет другого раза, чтобы узнать тебя.

— Здесь мало что стоит знать, — бормочет он.

— Отлично, — говорю я, используя тот пронзительный взгляд, который я переняла от мамы. — Значит, мы закончили.

— Ты действительно хочешь узнать меня? — он срывает c лица маску, обнажая скрытые под ней сильные черты. — Я знаю, что ни один человек до тебя не заставлял меня заботиться о себе.

— Но Гера…

— Гера — это семья, — объясняет он. — Но ты… ты воплощаешь все то, чем я не являюсь. И тем не менее, я возвращаюсь к тебе, как будто ты часть меня.

Он медленно поднимает руку, и я задерживаю дыхание, когда его пальцы скользят по моему локону.

— И это ужасно меня пугает.

— Итак, — вздыхаю я, — что ты хочешь сказать, Мак? Скажи мне простыми словами, что…

— Мне жаль, что я не купил ту синюю рубашку, чтобы привлечь твое внимание хотя бы на время, которое бы позволило убедить тебя, что красный идет тебе больше. Мне жаль, что я не сказал, как мне нравится, когда ты убираешь челку с глаз или как ты хлопаешь в ладоши после того, как заканчиваешь шить… Мне жаль, что я сдерживал каждую улыбку, которую хотел бы подарить тебе. И я сожалею, что не сказал тебе правду. Но больше всего мне жаль, что я не попрощался.

Мое сердце проваливается в живот, наполненный бабочками. Ничего не могу сказать, не могу пошевелиться ни на дюйм, когда он наклоняется ко мне и…Из коридора доносится эхо чьих-то шагов. Мы отпрыгиваем друг от друга, глядя на закрытую дверь и прислушиваясь к нарастающему звуку шагов. Мак снова надевает маску, выражение его лица кажется слишком спокойным для такой ситуации.

— Тебе нужно уйти, — шепчу я настойчиво. — Гвардейцы сюда не заходят, но если кто-то тебя увидит, сразу поймет, что что-то не так.

— Мне нужно забрать Геру, — отвечает он ровным голосом.

— Они тебя поймают, — умоляю я, стараясь донести до него суть. — Насколько мне известно, там может быть Кай.

— Адина.

— Уходи. Пожалуйста, — прошу я. — Не стоит рисковать нашими жизнями.

Шаги становятся громче с каждой секундой. Он качает головой.

— Тогда мне придется вернуться за ней завтра.

— Ты не сможешь, — я пристально смотрю на него. — Охрана будет следить за дверями участников в ночь перед Испытанием и остановит тебя, прежде чем ты до нее доберешься.

Он открывает рот, чтобы возразить, но я шепчу:

— Пожалуйста, Мак. Не делай того, о чем потом будешь сожалеть.

​​Он смотрит на меня долгим, немигающим взглядом. И как раз, когда я думаю, что он собирается принять ужасное решение, он направляется к одному из многих окон, ведущих наружу. Прежде чем пройти сквозь стену, он поворачивается и шепчет:

— Приходи ко мне. Пожалуйста. Не уверен, что смогу пережить потерю вас обеих.

И потом он исчезает, растворяясь сквозь стену в ночи. У меня есть