— Не может быть…

— Очень даже может! Вот, кстати… если вы мне не верите, может быть, вас убедит вот это…

Он снова взял у Эльвиры коробочку, открыл ее, подковырнул пинцетом бархатную подкладку и вытащил из-под нее маленькую этикетку с какой-то непонятной надписью и четырехзначным числом.

— Вы это видите?

— Что? А, да… семь тысяч долларов… это, конечно, совсем не то, на что я рассчитывала, но все же слишком дорого для стекляшки, вам не кажется?

— Долларов? Мадам, вы видите этот значок? Это вовсе не доллары, это каури… валюта Мезонезии, маленького островного государства в Тихом океане. Я побывал там несколько лет назад и знаю. В пересчете на наши деньги это составляет примерно семьсот рублей. Ну, может, сейчас уже восемьсот…

— Сколько?! — И Эльвира издала такой вопль, какой иногда раздается по ночам в тропическом лесу, когда леопард, уже почти настигший добычу, в последний момент упускает ее…

Ее разочарование и ярость были так сильны, что должны были найти выход. И она вцепилась в несчастного ювелира и начала его трясти, шипя и брызгая слюной:

— Ты, старый жулик! Ты хочешь меня напарить? Не выйдет, налоговую напущу, полицию! У меня в Следственном комитете знакомый работает, он тебе устроит!

Ювелир, однако, несмотря на солидный возраст, а может быть именно поэтому, оказался не робкого десятка. И то сказать — тридцать лет продержаться в таком опасном бизнесе — это вам не кот начихал. А его даже — тьфу-тьфу — ни разу не грабили.

— Дорогая моя, — сказал он твердо, с неожиданной силой снимая со своих плеч руки Эльвиры. — Идите-ка вы домой и успокойтесь. Здесь вам больше делать нечего. Верю, что вы не хотели меня обмануть, да это вам бы и не удалось. Так что это вас обманули. Что ж, это ваши проблемы, меня они не касаются. Не забудьте забрать вашу бижутерию, мне она не нужна.

Эльвира машинально смахнула в сумку дешевые стекляшки и ушла не оглядываясь. Перед ее глазами стояло лицо тетки, этой заразы. Лицо насмешливо улыбалось, и узкие бледные губы шептали какие-то презрительные слова.

— Старая сволочь… — прошипела в ответ Эльвира, но тетка ее не услышала.

— Мама, я пошла! — крикнула Василиса, как обычно, перед этим проверив на всякий случай, выключен ли газовый баллон и вообще заперта ли кухня.

С некоторых пор она повесила на дверь кухни навесной замок, потому что мать вечно старалась проникнуть на кухню, утверждая, что она, Василиса, морит ее голодом. Ага, а сама ест за четверых, а жалуется всем соседям и посторонним людям на улице, что дочка — злодейка, хочет ее смерти.

Правда, никто ее не слушает, соседи давно уже знают, что мамаша в маразме глубоком. И доктор тоже сказал — деменция, что же вы хотите. Таблетки какие-то дал, только мать их выплевывает.

Василиса прошла по заросшему сорняками саду, подумала и не стала запирать калитку: если мать все же найдет спрятанные тщательно спички и подожжет дом, то хоть пожарные смогут войти, а то и шланг не протянуть. Тяжело вздохнув напоследок, она отправилась в город, на свою квартиру, которую сдавала одной паре. Эти двое вдруг ни с того ни с сего бросили свои семьи, оставив все нажитое, и теперь второй год жили в грехе, совершенно свободные. Раз в месяц Василиса проверяла квартиру и получала от них деньги.

Она поднялась на второй этаж и позвонила в дверь, чтобы не смущать людей, ворвавшись внезапно. Никто не открыл, тогда она достала ключи.

Замок не только не проворачивался, более того, ключ вообще туда не входил. Что такое? Василиса пригляделась и поняла, что замок новый. Ну да, вот и царапины на двери свежие. Что ж это такое, они замок, что ли, поменяли? Отчего ей не позвонили? Она стукнула в дверь ногой, потом набрала номер телефона съемщицы.

— Что случилось? Почему мне ничего не сказали, не позвонили? Разве так можно?

— Она еще спрашивает! — заорала вежливая и спокойная прежде съемщица. — Она еще вопросы задает! Это я должна спрашивать, почему нас выселили за неделю до срока? И деньги не вернули, и заранее не предупредили?

— Что такое, кто вас выселил?

— Новые хозяева! Сама квартиру продала, а нам ничего не сказала! Так, знаешь, не делают, хозяева обязаны съемщиков заранее предупредить, чтобы люди другое жилье нашли. А так куда нам с вещами, не на вокзале же ночевать…

— Какие хозяева, кто вас выселил? — Сердце у Василисы с размаху ухнуло вниз, предчувствуя, что случилось страшное.

— Ничего не знаю! — Съемщица понизила голос, почувствовав, что дело нечисто. — Сами разбирайтесь с Линкой, если что, я в свидетели не пойду! Мне только этого не хватало! Деньги за неделю можете не возвращать! — И бросила трубку.

— Линка! — Василиса одним огромным скачком поднялась на верхний этаж, где над ними жила разбитная молодящаяся бабенка Линка. Раньше, когда здесь жили, вечно она их с матерью заливала. То кран забудет закрыть, то унитаз у нее сломается.

— Открывай! — Василиса не стала звонить, потому что руки дрожали так, что и кнопку не нажать, она колотила в дверь ногой. — Открывай немедленно!

— Чего надо? — Загремели замки, и на пороге появился здоровенный мужик в тельняшке. — Чего ломишься?

— Ты еще кто такой? — оторопела Василиса.

— Это муж мой, Анатолий! — запела, выглядывая из-за спины мужика, вертлявая бабенка с бегающими глазками. — Можешь нас поздравить, Вася, с бракосочетанием. И вот хорошо, что пришла, я сама тебя хотела искать, да все недосуг было со свадьбой…

— Ты что творишь? — Василисе все же удалось протиснуться мимо здоровенного мужика. — Ты что себе позволяешь? Ты почему съемщиков выгнала из моей квартиры?

— Из твоей? — Из голоса соседки тут же пропали приветливые интонации.

Линка уперла руки в бока и пошла на Василису тараном, визгливо выговаривая:

— Что значит — твоей квартиры? Она и твоей-то никогда не была, а теперь моя!

— Как — твоя?

— А это ты видела? — Линка мигом вытащила откуда-то из рукава халата бумагу.

Официальный документ на гербовом бланке.

— Что такое? — Василиса потянулась, но Линка бумагу в руки не дала, а из второго рукава халата, как фокусник, вытащила другую.

— Вот тебе копия, смотри, читай, хоть ешь!

Лист, как живой, задрожал у Василисы в руках, когда она прочитала заголовок «Дарственная». И дальше: «Я, Евсюкова Вера Ивановна…»

Василиса почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног, что сбываются все ее самые