табора! И мы с паспортами российскими живем, такие же граждане, как и другие. Если цыгане, что, можно и деньги наши безнаказанно красть?!

– Конечно, нет. – Лев постарался успокоить барона. – Расскажите, как вы обычно кладете деньги в ячейку, вот по порядку. Как заходите, выходите, кто рядом с вами находится. Я затем и пришел, чтобы найти ваши деньги.

– Через год этих воров уже и след простыл! Тэ-кэрэн тут башнэса мрэ пшала![1] Ты еще через пять лет приди эти деньги искать! – Глаза барона налились кровью, он бормотал под нос ругательства на родном языке, Гуров терпеливо ждал, пока тот утихомирится. – Ноги моей в вашем банке с той поры не бывало. Раньше приходил – всегда улыбались, здоровались. Девочка всегда доведет до комнаты с ячейками, закрывала меня минут на десять. Я своим ключом открывал ящик, складывал деньги, иногда пересчитывал, что там лежит. Деньги – они счет любят, любят, чтобы с ними разговаривали, складывали аккуратно. Сам закрывал ящик этот, девушка из банка меня обратно провожала до зала, где у них за компьютерами все сидят.

– А ключ от ячейки у вас хранился? Не мог кто-нибудь из ваших, – Гуров замялся, подбирая слово, – сородичей забрать ключ и с ним все деньги из ячейки?

Он думал, что Роман разозлится от такого предположения, но тот покачал головой:

– Я всех наших проверил, допросил, на кого подумать можно было. Били, пытали их, никто не признался. Ключ и паспорт всегда при мне, у нас предки же кочевые цыгане, так что все самое важное при себе ношу. Да и от ментов спасает, паспорт покажешь, и они отстают.

– Девушек помните, которые вас последние два раза сопровождали в комнату хранения?

Роман снова хлопнул себя по ногам:

– Да что ты такое говоришь, как их вспомнишь через год?! Одно могу сказать, не цыганки были, даже близко не похожи. Я всегда смотрю на девушек, выбираю невест для женихов из табора, нам можно невест наполовину цыганок брать в жены. Да обидно было, бог накажет этого вора. Мы его прокляли всем табором, старая Лала ему заговор на смерть сделала. Ты смотри: у кого руки в банке отсохли, тот наши деньги и украл. – Заметив удивленное лицо Гурова, он объяснил: – Ну а что еще делать остается? Юрист мне объяснил, что доказать невозможно, что я столько денег хранил в ячейке, так что с банка взять нечего. Мы своими методами отомстили вору, жизнь у него теперь чернее ночи.

Гуров поблагодарил цыганского барона и пошел к выходу, сопровождаемый хозяином, в коридоре на них уставились десятки любопытных глаз.

– Какой красавчик, давай погадаю тебе на судьбу, – пропел женский молодой голос.

– Миро Дэвэл, Любка! – раздался старушечий хриплый окрик. – Это же мент, у него на лице написано!

Гуров до самых ворот чувствовал, как сгустилось напряжение за его спиной, сколько враждебности появилось в тихом перешептывании женщин.

Следующей жертвой банковского вора была Марта Савельева. Она проживала в скромной квартире на окраине города. Поднимаясь на второй этаж по лестнице в старом подъезде с облупленными стенами, Гуров испытывал легкое недоумение. И здесь живет клиентка банка, у которой указана в заявлении пропажа более десяти миллионов рублей? Дверь открыла худенькая женщина в линялом халате; из-за небольшого роста она показалась Гурову молодой, но по паспорту оказалось, что женщине уже под пятьдесят. Она провела его на кухоньку с очень скромной обстановкой, где не было даже чайника; лишь стол с вытертой клеенкой, щербатый шкафчик и старая плитка с ржавыми конфорками. Марта подвинула Гурову старую покосившуюся табуретку:

– Присаживайтесь, я постою, больше нет стульев. Пришлось все продать после того случая, чтобы покрыть хотя бы часть расходов.

– Расскажите подробнее, при каких обстоятельствах вы обнаружили пропажу денежных средств.

Женщина вздохнула и заговорила ровным бесцветным голосом. Было понятно, что эту историю она пересказывает не первый раз:

– Пять лет назад мой сын умер от рака, мы несколько лет боролись с болезнью, даже сделали операцию в Германии, но это не помогло. С тех пор я волонтер при детском онкоцентре и хранитель неофициальной казны. Была. Когда с ребенком происходит беда, родители готовы на все ради спасения, продают все имущество, берут кредиты. И даже если это не помогло, такое горе не забывается, стараешься помочь другим детям преодолеть эту болезнь. Поэтому всегда есть желающие помочь, сделать пожертвование. Я не хотела заниматься официальным фондом, просто много лет помогала в центре. Люди мне доверяли. Давали деньги на лечение детям, просили сохранить наличные, чтобы потом потратить на операцию, ну и так далее. Это все без расписок, без документов. Все было основано на доверии – когда смерть рядом, не до жульничества или обмана. Я хранила деньги в ячейке, ключ всегда держала дома в сейфе, он остался от покойного мужа, в нем хранилось охотничье ружье. А однажды я открыла ячейку и денег там не обнаружила, бросилась, конечно, к руководству банка. Заявление написала, но мне начальник охраны прямым текстом сказал, что я не смогу доказать, были ли десять миллионов в ячейке. И я доказать не смогла, обращалась к юристу, хотела заявление в прокуратуру писать, но не стала, некогда было. Нужно было деньги отдавать эти, они же не для бизнеса, не для покупок. Я занимала, работала как сумасшедшая, кредиты брала, продавала имущество, ведь речь шла о жизни детей. За полгода кое-как набрала сумму, но с тех пор от этого негласного казначейства отказалась, да и репутация уже испорчена, на меня родители больных детей косятся до сих пор.

Она опустила глаза, погрузившись в невеселые мысли. Потом вскинулась:

– А сейчас не хочу даже вспоминать и доказывать, пускай будет на совести того, кто эти деньги украл. Я разберусь с кредитами, с долгами, а в банковскую систему и систему правосудия не верю. Вы извините, понимаю, что хотите помочь. У вас работа такая, но мне все равно уже, найдут или нет преступника.

– Расскажите, как происходила процедура изъятия ячейки, сотрудник банка сопровождал вас в зал хранения?

– Да. – Голос у Марты был похож на шелест сухих страниц, она без всяких эмоций смотрела на квадратики старой клеенки перед собой. – Я приходила, показывала паспорт. Потом девушка меня провожала к ячейкам, закрывала в этой комнате и возвращалась минут через 10. И мы шли обратно в общий зал. Я сама открывала ячейку, без сотрудницы, клала или брала деньги и снова закрывала. А ящик мне девушка помогала доставать и убирать в шкафчик, он тяжелый, мне сил не хватало.

– Сотрудницу банка, которая вас провожала, вспомните?