— Да, правда! Так его спрятать нужно? Его будут искать?

— Да не знаю я! Знаю только, что Льдов боится, вот и все.

— Кажется, я знаю, чего он боится, — сказала задумчиво Женя, до которой только сейчас начало доходить, чего же на самом деле боится Льдов. — Он боится, что, поскольку девушку нашли неподалеку от того места, где он живет, его сделают единственным подозреваемым, а потом и вовсе посадят. Он не верит в правосудие. Что ж, я не против. Пусть приезжает. А ты, Наташа?

— Главное, чтобы он не был убийцей, — пожала она плечами.

— Вот и хорошо. Слышал, Борис? Мы не против.

— А Петра спросим?

— Женя! — воскликнул Борис. — Ты что, моего брата не знаешь? А ты, Наташа, ты-то хотя бы знаешь, как отреагировал бы Петр на все это? Барышни, вы серьезно? Не знаете, что бы мне ответил Петр на мою просьбу поселить здесь больного, попавшего в серьезный переплет человека?

— Он уложил бы его в своем кабинете и сам, собственноручно варил бы ему кашу, поил бы лекарствами, — вынуждена была признать Наташа. — Хорошо, что вы его, Борис Михайлович, не разбудили.

— Умница! — расцвел Борис. — Молодчина. Ты на самом деле хорошо знаешь Петра. А ты, Женя? Чего раскисла-то?

— Да ничего… Просто подумала, что он может обидеться, когда узнает, что мы решение приняли без него.

— Вздор! А вот будить его в такой час — это лишний раз встревожить. Подумает еще, чего доброго, что Наташа снова его бросила…

Наташа бросила на него недоумевающий взгляд. Борис, поняв, что сморозил глупость и допустил бестактность, так стушевался, что даже втянул голову в плечи.

— Прости, Наташа. Просто тема твоего исчезновения слишком болезненная для моего брата, понимаешь? Ты уж постарайся его так не пугать больше…

— Ладно, проехали, — слабо улыбнулась Наташа. — Но я еще поговорю с ним об этом. Это же вопрос недоверия, правильно? Но разве можно соединять свою судьбу с человеком, которому не доверяешь?

— Вопрос доверия и для меня болезненный, — вдруг призналась Женя. — Я вот тоже вроде бы доверяю Борису, но, когда он приезжает домой за полночь и от него пахнет женскими духами, мне кажется, что уже и не доверяю.

Женя вдруг поняла, что давно уже собиралась сказать мужу об этом, но выяснять отношения ночью не хотелось, а утром все ее страхи и сомнения рассеивались, да и не было уже такого желания ругаться и задавать вопросы. А вот сейчас слова сами, не дожидаясь позволения, слетели с губ. Женя почувствовала, что краснеет.

— Так я поеду за Льдовым? — Борис, пропустив слова жены, еще раз посмотрел на нее и Наташу.

— А почему это ты поедешь за ним? Он что, сам не в состоянии приехать?

— Женя, прошу тебя… Пожалуйста…

Он едва сдержался, чтобы не проронить обидное: не лезь не в свое дело, я сам знаю, как мне поступить.

— Ладно, ты сам знаешь, что делать. А я — спать. У меня глаза закрываются…

— У меня тоже, — сказала Наташа. — Вы только нас проинструктируйте, как нам себя с ним вести.

— Да обычно, как с гостем. И, пожалуйста, не задавайте ему лишних вопросов. Вы девушки умные, сами поймете, что делать.

— Борис… Вы же видели его… Как он вообще, внешне? Он прямо так и выглядит больным? И сколько ему лет?

— Ему тридцать восемь. Это молодой красивый мужчина. Только очень худой. Ну все, я поехал! Женя, не провожай меня, иди спать.

— Знаешь, что меня больше всего напрягло? — спросила Наташа после того, как, глядя в окно, убедилась, что Борис уехал.

— Знаю. Что его надо спрятать. Кажется, я понимаю его страхи. Я бы и сама спряталась, не дожидаясь, что меня будут искать. Все же зависит от следователя. Вот если бы у него был Ребров, я бы не переживала. Он добросовестный человек, опытный следователь, и душа у него есть. И он никогда бы не допустил, чтобы без серьезных улик кого-то арестовывать.

— Может, ты и права. Ладно, посмотрим на этого Льдова. Ну что, спать?

10. Август 202… г.

— Снова звонили из конторы, — сказала Аля, взбивая яйца для омлета. — Нет бы оставить человека в покое, он только что начал приходить в себя… А тут звонят и звонят.

Матвей был в командировке, Лора с Алей тихо и мирно проживали в доме, занимаясь своими делами. Аля что-то постоянно мыла-чистила, пылесосила, стирала и гладила, иногда готовила еду, а Валя слушала в интернете блогеров-психологов и психиатров, стараясь познать хотя бы основу психологии. Чаще всего она вбивала в поисковик слово «депрессия». И десятки блогеров учили ее, как вытащить буквально «за уши» увязшего в этом черном болоте отчаяния несчастного Льдова.

Но потом, сколько бы ни пыталась опробовать какие-то приемы, самые элементарные, ничто так хорошо не работало, как просто ее присутствие, ее объятия.

Матвей привязывался к ней с каждым днем, он просто прирос к ней и хотел только одного — чтобы, вернувшись вечером домой, он видел ее, мог обнять ее и рассказать, как прошел день. Его наполняли силы, когда вечерами он, лежа на диване, мог положить свою умную, полную драгоценных мозгов голову ей на теплые колени. И, что самое удивительное, именно отсутствие в их отношениях физической близости делало его таким откровенным с ней, таким спокойным — ведь его не заботили их личные отношения, он не ждал от них никакого развития, ему не надо было переживать, не забеременеет ли она, не обяжет ли жениться на ней.

Ему важно было только одно — чтобы она всегда была с ним. Несколько раз он просил ее сопроводить его на деловую встречу. Наряжал ее для этих целей, покупая за баснословные деньги вечерние туалеты, потом начал дарить и драгоценности.

Аля, наблюдая за ними, была стопроцентно уверена, что они любовники. А потому со свойственной ей прямотой и простотой все выспрашивала, когда же Матвей сделает ей предложение и если они поженятся, то оставит ли Лора ее в доме.

Объяснять, какие у них