были наполнены тренировками, лекциями и выездными заданиями, но сейчас в предпраздничной суете она была полностью предоставлена самой себе, и ей это не нравилось. В другое время она была бы рада получить передышку и с радостью бы закопалась в верхних этажах библиотеки ордена, но сейчас её внимание было слишком рассеянным, чтобы погрузиться в чтение. А ещё она изрядно нервничала, памятуя о маленькой вещице, что пряталась в её широких рукавах. Ведь уже сегодня, когда вечером начнётся празднование, ей эту самую вещицу нужно каким-то образом отдать.

Собрав волосы в сложную причёску и по случаю надев особо роскошное ханьфу с нарядной золотой вышивкой, Бай Сюинь начала собираться на праздник. Достав из сундука чашечку для главы Вана, старейшина Бай придирчиво осмотрела её со всех сторон. Обычно она не озадачивалась выбором подарков и просто покупала Ван Цзышэню очередную чашку, но в этот раз ей почему-то показалось, что подарок слишком скромный. А ведь глава Ван наверняка как обычно потратил немалую сумму на ответный подарок. Взгляд Бай Сюинь упал на два стоящих на столе кувшина. «Белые цветы сливы» было изысканным вином, которое могли позволить себе только очень состоятельные люди. Но кувшин особой формы с киноварной печатью на горлышке буквально притягивал к себе взгляд. Разумеется, Бай Сюинь с удовольствием бы выпила его сама. Но, с другой стороны, она могла в любой момент написать семье, чтобы ей прислали несколько кувшинов лучшего вина, так что смысла беречь именно этот кувшин не было. Зато главе Вану будет приятно в кои-то веки получить от неё что-то стоящее. Тем более он всегда присматривал за ней и помогал во всех начинаниях. Сделав выбор, Бай Сюинь взяла со стола особый кувшин с вином и вместе с чашкой и заколкой для Шао Цинмэй спрятала в свой пространственный мешочек.

Сидеть дома в ожидании вечера было невыносимо, поэтому она вышла прогуляться. Сцепив руки за спиной, старейшина Бай неторопливо шла по каменной дорожке, вдоль которой уже растаял снег и показалась первая трава. Весна на восток обычно приходила рано, поэтому всего через несколько дней вся гора взорвётся буйством зелени, а недалеко в Лазурном ущелье распустятся первые в новом году цветы. Непривычно тёплый ветер раздувал полы её ханьфу, а солнце согревало кожу. Мягкий влажный травяной запах наполнял воздух, заставляя забыть о холодной зиме.

Бай Сюинь подставляла лицо ветру, и внутри неё всё успокаивалось. Поддавшись внутреннему порыву, она поднялась на самый пик горы, туда, где на маленькой каменной площадке располагалась небольшая беседка с выстланной золотом крышей. Обойдя её, Бай Сюинь подошла опасно близко к каменному выступу, прямо под которым пик резко уходил вниз до самой земли, где бежала Лазурная река, размывая породу. Однажды воды реки сточат камень, и гора обрушится. Но до этого момента пройдут тысячи зим, и сменится много поколений. Бай Сюинь посмотрела налево, где в сиянии ясного дня простиралось бескрайнее Восточное море. В это мгновение она чувствовала себя маленькой песчинкой, подхваченной ветром жизни. И через тысячи лет реки будут впадать в море, а робкие побеги травы тянуться к солнцу по весне. Каким будет мир тогда? Закончатся ли войны, отнимающие жизни людей? Станет ли мир счастливее? В тот момент она ещё не знала, что совсем скоро её собственная жизнь изменится навсегда.

Бай Сюинь ещё долго стояла, подставив лицо солнечному теплу, а когда огненный диск опустился за горизонт, уступив мир свету звёзд, она спустилась к главному зданию ордена, где уже началось празднование. Опоздав на вступительную часть, она сразу направилась к обеденному павильону. Длинные столы ломились от мясных блюд, закусок и вина. В этот день все — и умудрённые опытом старейшины и юные адепты — сидели рядом, празднуя то, что им удалось пережить ещё одну зиму. Бай Сюинь пыталась найти стол, где сидели её ученики, когда на плечо легла чужая рука. Обернувшись, она увидела Ван Цзышэня.

— Тяньцинь, где ты была? Я уже думал, ты решила сбежать от нас, стариков, — на его лице растянулась улыбка, и Бай Сюинь поняла, что тот уже выпил достаточно вина.

— Неужели я пропустила что-то важное? — уклонилась она от ответа.

— Вовсе нет, я говорил длинную речь, которую всё равно никто не слушал, — глава ордена рассмеялся. — Идём.

Он потянул её за запястье к длинному столу, за которым она увидела Ван Чжэмина, семью Су и молодую госпожу Шао. Да Шаня там не было.

Глава ордена Ван подвёл Бай Сюинь к столу и посадил по левую руку от себя[1]. Внезапно она поняла, что что-то не так.

— А где госпожа Ван? — спросила она.

— Она неважно себя чувствует, поэтому не сможет посетить праздник, — отмахнулся Ван Цзышэнь.

— Если ей плохо, разве ты не должен быть сейчас с ней? — нахмурилась Бай Сюинь.

— Тяньцинь забыла, что я глава этого ордена, поэтому не могу уходить и приходить, когда мне вздумается, — Ван Цзышэнь покачал головой.

Из-за общего шума их никто не слышал, а люди, занятые разговорами и едой не обращали на них внимание. Ван Цзышэнь тут же принялся накладывать в её тарелку мясные закуски. Бай Сюинь вежливо поблагодарила его, но что-то во всём этом казалось ей неправильным. Она знала, что Ван Цзышэнь женился рано, как только ему стукнуло шестнадцать, и уже меньше, чем через год на свет появился Ван Чжэмин. После этого других детей в их семье не было. Супруги Ван никогда не были особо близки, это было обычным делом для политического брака, но в последние годы их отношения становились всё холоднее. Бай Сюинь не хотелось лезть в чужие дела, но Ван Цзышэнь был старшим учеником её Учителя, поэтому она не могла не волноваться за него. В другое время она бы расспросила его подробнее, но сейчас все её мысли были заняты одним человеком, а точнее, его отсутствием, поэтому она не обращала внимания ни на главу Вана, ни на учеников, которые, наконец, обнаружили свою Наставницу за столом. Она вежливо улыбалась и отвечала, когда её о чём-то спрашивали, но при этом мыслями была далеко. Ни стол, заставленный аппетитными блюдами, которые, казалось, не убывали, ни вежливые речи не могли избавить её от тревожных мыслей.

Когда небо полностью погрузилось в