Измайлове брошенный там ботик, который когда-то поднесен был англичанами родителю Петра, царю Алексею Михайловичу. Не видав никогда такого судна, любознательный царь рассматривал его с большим вниманием и очень обрадовался, когда призванный голландец Брант взялся починить его, оснастить и пустить на воду.

Ботик и точно был спущен, с мачтой и парусом, на реку Яузу. Царь катался по реке, по Просяному пруду, по озеру Переяславскому, и это ему так полюбилось, что он решился основать флот, хотя в то время не владел еще нигде морем, кроме Архангельска.

Однако настало для Петра то время, когда флот наш, гребной и парусный, не только явился на Азовском и Балтийском морях, но даже был главною причиною воинских успехов; особенно против шведов. По Нейштатскому миру в 1721 году, балтийские губернии и Финляндия остались за нами, и на завоеванной земле процветала уже новая столица, Петербург, а в гаванях балтийских спокойно стоял наш флот. Тогда царь, вспомнив ботик на Яузе, назвал его Дедушкою русского флота и в честь ему устроил особое торжество: ботик привезен был в 1723 году из Москвы в Шлиссельбург, там вновь исправлен, и сам царь поплыл на нем Невою в столицу свою.

У Смольного монастыря встретила его царица с невским гребным флотом; спустившись до Троицкой церкви, при пальбе и празднестве, ботик был поставлен под особый навес на сохранение.

Вскоре царь сделал большой смотр кронштадтскому флоту. На рейде было 19 кораблей и 4 фрегата, кроме множества галер и других мелких судов. Здесь ботик прошел под штандартом вдоль всей линии, при пальбе изо всех пушек флота и крепости, при барабанном бое и музыке и громогласном клике «ура».

В это время гребцами на «Дедушке» были четыре флагмана: адмиралы Сиверс, Гордон, Сенявин и Сандерс. Государь стоял на руле, а генерал-адмирал Апраксин и адмирал Крюйс сидели на почетном месте. «Дедушка» отвечал на здравствование внучатам своим из четырех пушчонок. Все празднество это длилось двое суток.

Затем «Дедушка» был опять привезен в Питер и отдан коменданту на вечное сохранение. Еще два года сряду, до кончины государя, ботик 30 августа был спускаем для празднества. Императрица Елисавета Петровна возобновила торжество это, но с 1750 года ботик покоился под навесом; только в 1803 году, когда праздновали столетие Санкт-Петербурга, ботик поставлен был на возвышении, на стопушечном корабле «Гавриил», посредине Невы, супротив конного памятника Петру Великому.

В 1836 году 28 июня, при салюте с крепости, ботик снова спущен был на Неву и, принятый Адмиралтейств-Советом от коменданта, приведен на буксире парохода в Кронштадт и введен, при салютах же, в военную гавань. 2 июля «Дедушку» поставили при почетном карауле на возвышенное место, покрытое алым сукном, на пароходе «Геркулес»; 26 линейных кораблей, 21 фрегат, 10 бригов, 2 шкуны, 2 люгера, 2 яхты — всего 64 вымпела, под начальством 84-летнего адмирала Крона, стояли в линии на девяти верстах. Сам царь с семейством своим, двором и иноземными послами прибыл на пароходе «Ижора». Тогда «Геркулес» под адмиральским флагом обошел всю линию флота, при отдании ботику чести, с барабанным боем и кликами «ура».

Затем «Геркулес» стал на якорь, на ботике поднят был штандарт, и пальба открылась со всего флота и с крепостей. «Дедушка» ответил семью выстрелами, и все корабли расцветились флагами.

Затем ботик привезен был опять в Петербург и сдан под хранение коменданту, где поставлен ныне в особом домике и где посещают его любопытные, поклоняясь в нем памяти Петра Великого[7].

ЧЕСМЕНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

В турецкую войну нашу 1769 года императрица Екатерина II повелела готовиться балтийскому флоту в поход, в Средиземное море, чтобы побеспокоить турок с того конца, где они русских не ожидали. Изготовлено было 7 кораблей, 1 фрегат, 1 бомбардирское судно, 6 транспортных судов, и начальство над ними поручено адмиралу Спиридову. 17 июля государыня сама посетила флот на кронштадтском рейде и наградила адмирала орденом Александра Невского. На другой день флот снялся, имея 8 рот пехотных солдат и 2 роты артиллерии для десанта.

После разных похождений, при которых некоторые корабли отстали, другие зашли в иностранные порты, один транспорт разбился в Каттегате, а один корабль и вовсе покинут был в Англии, флот наш собрался к зиме в Средиземном море. Придан был еще контр-адмирал Эльфинстон, с тремя кораблями, двумя фрегатами и несколькими транспортами, а главное начальство на море и на суше принял граф Алексей Григорьевич Орлов. Всю зиму флот занят был блокированием или занятием турецких городов и крепостей, то высадкой, то сбором тут и там войска в подкрепление грекам; но по их своевольству, непривычке к порядку и послушанию все попытки их, даже при нашей помощи, были довольно неудачны. Весной 1770 года турецкий флот вышел из Цареградского пролива (Босфор) и через Дарданеллы; тогда флот наш всеми силами пустился на поиск за ним.

Контр-адмирал Эльфинстон, с тремя кораблями и фрегатом, первый открыл в половине мая неприятеля, за мысом Св. Ангела, на самой южной оконечности полуострова Мореи[8]. Адмирал пустился на турецкий флот, несмотря на слабость свою, и завязал было сражение; но турки уклонились и при затишье успели уйти буксиром в залив Навплию.

На другой день подул нам противный ветер; эскадра гнала к ветру подо всеми парусами и нашла турок на якоре под крепостными пушками Навплии. Наши открыли огонь, но опять заштилело; течением понесло корабли наши в бухту, почему они вынуждены были бросить якорь, чтобы поворотиться боком к неприятелю, и продолжали сражаться; но к вечеру вышли опять из бухты, причем корабль «Саратов», зашедший слишком глубоко, насилу выведен был гребными судами.

Видя, что с такими неравными силами нельзя атаковать неприятеля под крепостью, адмирал отошел от бухты, выжидая выхода его в море. В то же время послал он греческое судно