юноша считал, что не имеет права. Он первым согласился забрать душу у единокровной сестры, дабы вернуть на землю родную. Михонгу не чувствовал угрызений совести, но его взгляд всегда отворачивался, когда встречался с взглядом Линга, Синзан или Тин.* * *

Минул ровно год со смерти Чжан. За год Джиний создала свою теорию воскрешения души, построила в провинции Яо, откуда родом жертва Синзан, тайное подземелье с кругом преобразование. За две недели до назначенного дня чёрную оспу, болезнь умершей дочери, подхватил Зихао. Но мать не восприняла это как предупреждающий знак судьбы. Всё уже было готово к человеческому преобразованию.

На кругу преобразования в распятой позе лежала Синзан. Её руки и ноги слуги Джиний привязали к палкам, прибитым в землю.

— Помогите! Помогите! — звала на помощь Синзан. — Что вы хотите со мной сделать? Зихао, Михонг, вы же, — плакала она, — мои братья!

Михонг смотрел на землю. Он знал, что с этого дня его второе имя — предатель. Но Зихао ехидно улыбался и обнимал Фейин, которая, казалось, лишь в этот момент почувствовала справедливость в мире. Владение алхимией не помогали Синзан сбежать — у неё просто отняли возможность нарисовать спасительный круг, связав руки. Рядом стоял станок для нанесения татуировок. Всё же на человеческое тело душу кровью прицепить навсегда не получится. Должна же будет Чжан мыться, поэтому и печать нужна несмываемая.

— Зихао, Михонг! Пожалуйста! — с мольбой кричала Синзан.

Никогда принцесса Яо не просила о помощи. Она же дочь императора, у неё есть всё. Но с каждой секундой, пока Джиний готовилась к обряду, приходило осознание: на круге преобразования равны все. А братья и не пытались помочь сестре.

— Успокою перед смертью, — вдруг сказал Зихао. — Когда Михонг станет императором, он не пойдёт войной на клан Яо, а объединит кланы империи и отменит систему.

Джиний присела на землю, глаза её светились, лицо озарилось в самой счастливой улыбке. Улыбке, с которой она когда-то рожала троих детей. Женщина хлопнула пол.

Круг засветился ярким нежно голубым цветом. Но в следующий миг чёрные тени разрушили прелестную художественную картину и потянулись к жертве.

— Нет! Нет! — с последней надеждой закричала Синзан. — Почему я? Возьмите Фейин, она же дочь…

Но тени не дали договорить девочки. Они обволокли её рот.

— Свершилось! — прошептала Джиний.

На тенях вырастали детские маленькие пальчики. И внезапно они рванулись вперёд, бросив Синзан. Тени вонзились в рот Джиний.

— Мама! — выскочил на круг преобразования Михонг.

Тени метнулись к нему.

К брату и маме побежал Зихао. Он хотел убрать тени, но для рук Зихао они становились неосязаемыми. Синзан, Фейин и слуги наблюдали за ужасом, творящимся в комнате. Молнии сверкали, тени разрушали тело Джиний и Михонга, а Синзан лежала в центре круга в полном покое. Светопреставление продолжалось не больше минуты. Мать и сын исчезли. В комнате остались лишь зрители нарушенного табу и живая жертва.

К изумлению присутствующих, спустя три минуты круг преобразования ожил. Джиний вылетела в этот мир, минуя все законы гравитации.

— Сынок, сынок… — лепетала женщина хриплым голосом. — Я не отдам тебя этому уроду. Не отдам тебя Истине!

Джиний ничего не объясняла сыну и слугам, трясущимися руками она взяла станок для тату и медленно стала вырисовывать круг преобразования на шее у пленницы. Синзан кричала не своим от боли голосом. Вместе с болью она чувствовала, как в её тело проникает некто. Ощущение было таким, будто вдруг у девочки стали вырастать третье ноги и руки. Но этого не происходило. Вместо лишних конечностей Синзан потеряла связь с родными руками и ногами.

— Мама? — раздался бас Михонга из её шеи.

* * *

Синзан рассматривала себя в зеркале. Она всё та же. Волосы, лицо, руки — они не изменились. Изменилась она сама. Это тело отныне ей не принадлежит. И жизнь тоже. Синзан знала — она пленница у Михонга и клана Турана. Мама, брат, друзья — пора о них забыть. На шее яркой чёрной краской блистала печать, душа другого человека.

Сквозь печать Михонг смотрел на то, что он превратился, та крохотная печать отныне он сам. Михонг видел благодаря ей, он слышал благодаря ей. Но он не чувствовал прикосновений Синзан, не вдыхал запахов. Только когда Михонг перемещал своё сознание в самом теле, он оказывался полноценным человеком, с набором пяти чувств.

— Синзан, — сказал Михонг. — Мы с тобой с этого дня плаваем в одной лодке. Ты пленница моего подземелья, а я пленник в твоём теле. Давай-ка решим, как нам жить дальше. Я предлагаю следующее: чередовать власть над телом. Сегодня руководишь им ты, завтра оно принадлежит мне.

— Я не собираюсь договариваться с тобой! — закричала Синзан. — Ты мой враг.

— Но мы обречены терпеть друг друга до конца жизни, — спокойно ответил Михонг.

— Да катись ты! — Синзан задыхалась от злости. — Ты и твоя семья забрали у меня всё, что было! Я не собираюсь и дальше вести с тобой дружбу. У меня есть гордость.

— Гордость… — Михонг хмыкнул. Странно, он лишился тело, но мог смеяться и делать своим голосом всё то, что умел раньше. — Не в твоём положении, сестричка, гордость проявлять. Я никогда не забуду, твои последние слова на круге преобразования. Не думал, что их способна произнести дочь Тин. Если такое можно услышать от тебя, то на что способен Линг?

Михонг, как и Синзан лишился всего. У него была любимая девушка, невеста. О ней пришлось забыть. Михонг обожал бега на яках, весьма странное состязание, но довольно популярное в северных чертогах страны; Михонг мечтал посвятить этому спорту свою жизнь. О яках тоже пришлось забыть. Михонг жил лишь одним — научиться полностью подчинять себе тело. Пока это давалось ему с трудом.

Прежние друзья, Михонг и Синзан, превращались во врагов. И не только из-за клановых передряг. У них оказалось противоположным всё. Михонг был мужчиной, Синзан оставалась ещё девчонкой. У них были разные вкусы в играх, разговорах, книгах. Михонг увлекался фантастикой, совсем недавним жанром в литературе. Синзан не понимала, что интересного в каких-то космических кораблях и предпочитала детективы, над которыми ржал Михонг. Им приходилось выживать в нескончаемых склоках.