— Я понял ваш настрой, Владимир Александрович, — Ямрушков шумно и протяжно вздохнул, давая понять, что разговор его утомил. — Давайте при встрече обсудим все более обстоятельно, хорошо? Сообразим, так сказать, на троих, вместе с Максимом Иосифовичем. А пока что я хочу обратить ваше внимание на некоторые недочеты в записях Сапрошина. Вы историю болезни внимательно читали?

— Предельно внимательно, как говорится: «с лупой и карандашом», — ответил Данилов, слегка обидевшись на такой вопрос. — И должен сказать вам, что никаких недочетов в записях Сапрошина я не нашел.

— Никаких? — недоверчиво переспросил Ямрушков. — Хм! Копия истории у вас под рукой? Тогда откройте предоперационный осмотранестезиолога. Что там сказано по поводу аллергии? Подчеркнуто «нет», верно? А теперь откройте совместный осмотр при поступлении…

— Там говорилось о аллергии на арахис в анамнезе, — сразу же вспомнил Данилов. — Но зачем указывать ее в предоперационном осмотре? Здесь же обычно указываются аллергические реакции на те или иные препараты. Это нужные, важные сведения. А арахисом пациента во время операции все равно никто кормить не будет…

— Позвольте, Владимир Александрович, обратить ваше внимание на то, что пункт называется «аллергия», а не «аллергия на лекарственные препараты». Улавливаете разницу? — Данилов увидел словно наяву, как сейчас усмехается Ямрушков. — Так что анестезиолог должен был отметить здесь наличие у пациента аллергии на арахис. Дол-жен был! Но не отметил!

— И что из этого следует?

— То, что анестезиолог был плохо знаком с анамнезом своего пациента, который, к тому же, готовился к сложной операции, а не к какой-нибудь аппендэктомии.[24] Он неполностью собрал анамнез и невнимательно, а, скорее даже небрежно, читал историю болезни.

— Или же просто не счел нужным упоминать про арахис, — вставил Данилов.

— С юридической точки зрения то, о чем не написал врач, не было им сделано или не было ему известно, — елейным голосом поведал Ямрушков. — Факт неполного знания анамнеза пациента налицо. «Забыл», «не счел нужным», «торопился» и прочие отговорки хороши для детского сада. Следствие и суд их в расчет не принимают. Знаете пословицу: «у юристов нет оправдательного наклонения?». Шутки шутками, но в каждой есть доля правды. Но это только первое свидетельство халатного отношения анестезиолога Сапрошина к своим прямым обязанностям.

— Это надуманное и несправедливое обвинение, Валентин Семенович, и вы это прекрасно понимаете! — возразил Данилов.

Ему очень хотелось добавить к вежливым словам пару-тройку невежливых, но удалось сдержаться. «Фокус» в лучших традициях средневековой инквизиции — из притянутого за уши пустяка раздувается обвинение в халатности. Ай как складно! То есть — как мерзко и подло!

— Уверен, что судья меня поймет! — коротко хохотнул Ямрушков. — Хотите пари на бутылку односолодового скотча?

Данилов ничего не ответил.

— Идем дальше! — бодро сказал Ямрушков. — Ожирение у пациента есть? Я вижу прочерк, свидетельствующий о его отсутствии. А рядом указаны рост и вес. Какой будет индекс массы тела[25] у человека с ростом метр шестьдесят семь и весом восемьдесят пять килограмм? Тридцать целых, сорок семь сотых. А это уже ожирение первой степени!

— Тридцать — это пограничное значение между избыточной массой тела и ожирением первой степени, — уточнил Данилов. — Я лично, тоже бы поставил здесь прочерк.

— Во-первых, не тридцать, а тридцать целых, сорок семь сотых, — въедливо напомнил собеседник. — А, во-вторых, советую вам, Владимир Александрович, при изучении материалов опираться не на собственный опыт, а на установленные правила и нормы. Иначе мне придется менять коней на переправе, хотя я этого и не люблю…

Последняя фраза прозвучала как: «валил бы ты, друг ситный, на все четыре стороны». Во всяком случае, интуиция подсказала Данилову именно такую трактовку. «А вот тебе шиш! — злорадно подумал Данилов. — Я останусь из принципа! Даром что ли договор с судом подписывал…».

— Я приму ваше замечание к сведению, Валентин Семенович, — пообещал Данилов, — и прочту историю болезни еще раз, более вдумчиво.

Фраза сложилась идеальная. С одной стороны она поспособствовала сглаживанию возникшего напряжения, а с другой — прозвучала просто как дань вежливости, а не как заискивание или признание своих ошибок. «Ничего унизительного, сугубая дипломатия», как сказал бы друг Полянский.

— Я с вашего позволения выскажу еще одно замечание, — продолжал занудствовать Ямрушков. — Не в ваш адрес, а по поводу все того же осмотра. Что мы видим в назначениях? ЭКГ и «эхо»[26] назначены, а консультация кардиолога — нет. А она должна быть!

«Вы бредите?» чуть не вырвалось у Данилова. Пациенту, лежащему в кардиохирургическом отделении, где все врачи хорошо разбираются в кардиологии, отдельная предоперационная консультация кардиолога совершенно не требовалась. Другое дело, если бы пациент лежал в травматологии или, скажем, в урологии. Но с формальной точки зрения кардиохирург и кардиолог — это разные специальности и для человека, далекого от медицины, например для судьи, отсутствие предоперационной консультации кардиолога у пациента с аортальным пороком могло выглядеть как упущение.

— Один осмотр — и три проявления халатности! — удовлетворенно подвел итог Ямрушков. — Но вообще-то их гораздо больше. Остальное обсудим в четверг, если вы не возражаете.

Данилов не возражал. Но даже если и хотел бы возразить, то не успел бы этого сделать, поскольку Ямрушков отключился, не дожидаясь ответа.

— Вот бывают же люди! — зло сказал в пространство Данилов.

Пространство ничего не ответило…

В понедельник кафедру взбудоражила трагедия, произошедшая накануне вечером в резервном коронавирусном госпитале, размещенном в здании автоцентра на Каширском шоссе. Тридцатилетний анестезиолог-реаниматолог убил на почве ревности двадцатидвухлетнюю медсестру, студентку четвертого курса медицинского института Российского университета дружбы народов. У них был роман, а затем девушка предпочла другого — старая как мир история. Убийство произошло в «красной зоне» госпиталя, в отгороженном шкафами закутке. Врач нанес медсестре несколько ударов, а когда та упала на пол, задушил ее. В воскресенье вечером в «зоне» находилась только дежурная смена, все сотрудники были заняты делами, так что убийце удалось беспрепятственно уйти. Он сразу же поехал домой, собрал вещи и отправился на Курский вокзал, где и был задержан.